«Театр? Это такая авантюра!»

Он мог петь в опере. И пел – Ленского, Самозванца, Юродивого, Орфея… Пел на оперной сцене не только в России – в Англии. В открытом, ироничном Евгении ЕЛПАШЕВЕ сложно представить сегодня Хозе из «Кармен», но – и такое было… А еще он мог быть водителем-дальнобойщиком. Подростком ездил с отцом-дальнобойщиком в командировки (в свободное от учебы время!) и, чтобы дать отцу отдохнуть-поспать, на безлюдных трассах уверенно садился на руль КАМАЗа. В 12–13 лет! Тогда романтика дальних дорог сильно увлекала его. Но… Романтику, драйв и даже Национальную премию «Золотая Маска» Евгений Елпашев обрел в театральном «приключении» (от фр. «aventure») – став одним из ведущих солистов Свердловской музкомедии.

Забить гол или… взять верхнюю ноту?

– С «Одолжите тенора» ничто, как говорится, не предвещало национального признания. Сюжет фарсовый, комедия положений. Но спектакль оказался чередой актерских бенефисов. В их числе и ваш Макс…

– Роль далась непросто. Испытанием оказались технические моменты – смена вокальных жанров. По сюжету, вы же помните, – это перипетии в провинциальном оперном театре. Макс Гербер, едва живой от страха суфлер, в результате вынужденного и рискованного подлога оказывается на месте знаменитого итальянского тенора, должен спеть Отелло и… спасает театр. У Макса то драматические сцены, то – мюзикл, то – бах, он переключается на академическое пение. Спел кусочек из «Отелло», а потом снова перешел на мюзикловое пение. В финале спектакля опять – «классика». А это все разные манеры, разный звук. И нет даже одного-двух тактов, чтобы перестроиться. Все нужно сделать моментально. Ты «тянешь» звук в одной манере и тут же переходишь на другую. Голосовой аппарат, когда его так «ломают», нужно сильно натренировать. В этом была основная проблема. А кроме того, по характеру Макс – очень неуверенный в себе человек. Когда публика смотрит на него – он зажимается. Голос ломается, «плавает». И это тоже нужно сыграть. Сделать не нарочито, а естественно: чтобы голос где-то срывался, нечисто интонировал. В общем, вокально в роли – такие «швы»! Но зритель не должен их заметить…

– Ваш Макс открывает в себе вокальный талант в результате стечения драматических и комических случайностей. А помните свой день и час, когда обнаружилось «голос есть и хочу петь»? Или – «всегда хотел быть артистом»?

– Нет-нет, не всегда. Голос – да, он с детства. Лет с девяти пел в хоре – и неплохо. Был бессменным солистом. Мы даже на солидных сценах выступали – в Большом зале Московской консерватории, в Зале им. Чайковского. И все вокруг говорили: надо в эту сторону идти. А я любил футбол. Родители отправят в хор, а дорога пролегала через футбольный стадион, я там застревал. Скрывал, конечно, но через неделю музыкальный руководитель звонит родителям: почему Елпашев не был на занятиях?! Получал подзатыльники…

После школы поступил даже в академию на инженера сельскохозяйственного производства – на бюджетное место. Проучился год без троек, со стипендией. Но однажды подумал: зачем мне это надо? Не хочу! Бросил враз и ушел… в музыкальное училище.

– В училище уже представляли себя на сцене? Где хотелось петь – оперный, театр музыкальной комедии, эстрада?

– Если честно, первые три курса училища черт-те чем занимался. Работал в ресторане, танцевал в варьете, пел. Свою группу создали, сочиняли песни. Молодой был! И все устраивало, все нравилось. Все двигалось в сторону эстрады. Об актерской профессии и не думал. Но на четвертом курсе взгляды поменялись. Влюбился в классику, захотелось петь оперную музыку.

Однажды педагог по вокалу спросил, знаю ли я певца Александра Ворошило. «Послушай, как он поет. У тебя манера, способ брать верхние ноты (а я пел тогда баритоном) очень похожа на него. Будет полезно поучиться». В то время свободного доступа к записям не было. Ходил в библиотеку, брал пластинки и слушал. Но когда студенты заканчивают финальный, четвертый курс, они до вступительных экзаменов, например, в консерваторию ездят на консультации. Непосредственно к тому, у кого хотели бы учиться. Поехал в Москву. Пришел в консерваторию, спрашиваю про Ворошило. Наудачу! А мне отвечают: «Да, он сейчас в своем классе». Оказалось: он в консерватории-то бывал всего два дня в неделю, по три часа. И вот меня «занесло» именно в это время.

Поднялся к нему, спел. Сказал, что хотел бы учиться него. В ответ услышал, что и он хотел бы со мной заниматься. Предложил мне приехать за неделю до вступительных экзаменов – подправить кое-что в технике. А я смотрю: в консерваторском дворике, прямо за памятником Чайковскому, его 500-й «мерседес» стоит и личный водитель ждет. Думаю: это сколько же будет стоить урок? Спросил. А он не только выдающийся певец, но и человек с юмором, постучал по машине: «Женя, как ты думаешь – если бы я только уроками зарабатывал, я бы ездил на такой? Ни о чем не думай. Приезжай. Будем заниматься»… Так что поступать в консерваторию поехал уже с четкими ожиданиями: мол, это и будет моей профессией. С консерваторией не состоялось. Состоялось с ГИТИСом. Начал актерскую яму копать (смеется). Хотя когда пошел в актерскую профессию, подумал: «Боже, какая авантюра!» Сама актерская профессия – авантюра. А если еще Шекспира вспомнить: «Вся жизнь – театр, и люди в нем – актеры»… Но вопрос, наверное, в том: «авантюра» – она во имя чего?

Из ГУМа через Манежную площадь – на уроки вокала

– Но вы-то, похоже, уже тогда это отлично сознавали, если отважились совмещать вокальную учебу с жестким режимом работы… в ГУМе. Наслышана об этом. Как вы кастинг-то в ГУМ прошли?

– Легко (смеется). Я парень-то фактурный. Высокий – «костюм будет хорошо сидеть». Светловолосый, голубоглазый, кудрявый. Позадавали вопросы – оказалось: и разговорчивый. «Продать сможет».

Работал в ГУМе на первой линии. Рабочий день – по 12 часов. С 10 утра до 10 вечера. Так как это первая линия, солидные магазины, то даже продавец-консультант должен держать марку и непременно быть всегда на ногах. Присесть нельзя! Все 12 часов. Заходили знаменитости. Как-то Александру Збруеву продал куртку от Лагерфельда. Попросил его об автографе – он расписался на визитке, пожелал удачи. И снова стоишь. Спина, конечно, разламывалась. За 12 часов давали только два раза по полчаса – на «покушать». Договорился с директором, чтобы мне это соединили в один час. И в этот час мне нужно было от ГУМа добежать через Манежную площадь, Охотный ряд в консерваторию, спеть там пару-тройку песен, прибежать обратно и снова стоять.

– Удавиться – стоять по 12 часов. Тогда уже включалось актерство? Поизображать что-то, кого-то…

– Конечно! Надо же продавать. Уговаривать. Слова и интонации находить. Так что, да, для красного словца включал фантазию… Было тяжело. Даже физически. Но тогда же было ясное понимание: это только «пока». Подстегивало: ты приехал в Москву, занимаешься у Ворошило, бегаешь в консерваторию – что это все на перспективу и обязательно во что-то воплотится. Что ты вкладываешь в себя…

«Белеет мой парус такой одинокий…»

– И все случилось. Сегодня вы – лауреат международных конкурсов, «Золотой Маски», конкурса «Браво!» Заняты и востребованы. Но удивительное дело: оказывается – любите одиночество…

– В традиционном представлении: актеры – общительные, коммуникабельные люди. Я не такой. Актерство – работа, моя профессия. А уединение – временный уход от театральной суеты, чтобы направить мозг, сосредоточиться. Когда я один, больше возможности углубиться во что-то. Люблю репетировать один. Режиссер накидает задач – люблю поразбираться, подумать, представить – как точнее и выразительнее.

– При этом ваш любимый герой – Остап Бендер. Еще удивительней…

– Любимый герой – тот, в котором есть то, чего нет в тебе. И чем ты бы хотел обладать – какими чертами характера, достоинствами. А у Остапа посмотрите: острый ум, находчивость, легкость…

– Тот же авантюризм…

– Конечно!

– Кстати, в последней премьере театра «Купите пропуск в рай» ваши с Игорем Ладейщиковым герои, Эрико и Бумбачо, – именно авантюристы. Но симпатяги же…

– Помните, мы говорили: большой и значимый вопрос – во имя чего любая авантюра? Здесь она во имя любви. Через конфликты, ссоры, чудачества, лишения… Да, наши герои – мошенники, но не злые: они у пенсионеров последние копейки не отбирают. Наоборот, все «нажитое» возвращаем обратно. Потому что главное для нас – любимая женщина.

Мой Эрико как герой, да, близок мне – он же романтик. Образ достаточно знакомый, понятный. Такой характер приходилось играть и в других спектаклях. Но здесь интереснее было раскрыть его пластически. В «Купите пропуск в рай» многие смысловые акценты сделаны посредством именно пластики. Много работали с хореографом-постановщиком Татьяной Безменовой. Если можно так сказать – шли от тела к душе. Но! Пластика же не просто так, не внешнее. И в ней важна логика. Оправданность. Понимание – ради чего ты (помните наш с Бумбачо полет?) залазишь на табуретку, почему ты, рискованно балансируя, по табуреткам взбираешься на помост. Что ты этим хочешь сказать? Какая мысль твои ноги ведет? Если будешь это понимать – тогда вся «физика» сложится. И для тебя, и непременно для зрителя. Он будет понимать – ЗАЧЕМ ты это делаешь. А мы ведь работаем для зрителя.

В наушниках – Моцарт и Дворжак

– Режиссеры музыкального театра обычно не разделяют для себя жанры – опера, музыкальная комедия. Могут ставить и то, и это. Актер – другое дело. Он, как правило, выбирает. Вы выбрали. Нет сегодня тоски по опере?

– Когда попал в этот театр, понял: жанр мюзикла, музыкальных комедий мне ближе – это не только вокал, больше даже актерская работа. Опера же – жанр более жесткий. То режут, то отравили. А здесь – позитив, юмор. Я бы даже сказал: «легкий жанр» способствует сохранению молодости. Герои вечно влюблены – хоть в 20, хоть в 40, хоть в 60 лет (смеется).

По опере тоски нет. Есть любовь и огромное уважение. Мое любимое радио – Радио «Орфей». Когда я бегу на работу… Да-да, в театр я обычно бегу. Наматывать просто так круги на стадионе мне скучно. Поэтому для спортивной пробежки использую дорогу в театр. И обратно. Чтобы не ехать на троллейбусе, на машине, не идти пешком. Есть цель – бегу. Так вот, когда я бегу на работу, всегда слушаю «Орфей». Кому-то в подобных ситуациях нужна музыка с очевидным ритмом – чтоб заводила. А у меня в наушниках – Моцарт или Дворжак. Они как крылья. Легче бежать. Под 40-ю симфонию Моцарта бегу – и мне никакого ритма не нужно.

– Женя, когда мимо своей «Золотой Маски» проходите, какие чувства посещают? И вообще, «Маска» дома или в театре?

– Дома. Лежит в своем бархатном кофре. Родителям – да, приятно. Они ее раньше только по телевизору видели, а тут можно в руках подержать. Для меня же важна не сама «Маска»… (подбирает слова, чтобы объяснить). Иногда в работе ты заходишь в тупик. А я самоед. И когда начинаются приступы самоедства, самокопания, «Золотая маска» помогает. Факт того, что тебя высоко оценили, выравнивает баланс. Останавливает тремоло. Начинаешь думать: «Одолжите тенора» была хорошая работа. Мне не стыдно. Но вот сегодня – тупик. В творчестве это нормально, бывает. Если что-то не получается – ну, сделай работу над ошибками и иди дальше…