Яма: пожар в приличном доме
У человека есть одна вселенская прихоть, находящаяся на равной ступени с потребностями "есть" и "спать". Это желание быть необходимым. В семье ли, в любви ли, в профессии ли. Уничтожает не то, что у тебя что - либо не получается, а сам факт того, что тебе даже элементарно не дали попробовать, не дали шанс на успех. Но все люди, которым некуда податься, могут легко найти свой приют в доме номер пять по улице Ямская, в лихом уголке наслаждений под названием "Яма". После собрания подписей дирижера - постановщика Бориса Нодельмана, режиссера Нины Чусовой, автора либретто - Михаила Бартенева и композитора Сергея Дрезнина с 2013 года этот дом получил эксклюзивную прописку на сцене Свердловского театра музыкальной комедии. Здесь в одном котле варятся страсти и человеческий упадок, неприкаянность и торговля жизнями, покупающие и продающие любовь, искромсанные остатки чистоты и страх быть выброшенным на улицу, готовые к переменам и те, кому и так неплохо живется.
Что же толкает барышень на торговлю своей душой и телом? Что мешает им вырваться из этого бесовского вертепа? Если Александр Куприн напрямую осуждал порок, концентрировался на жизни девушек в доме терпимости, то под прицел мюзикла "Яма" попадают в первую очередь причины падения в столь непривлекательное место, в сплошной порочный круг, в "Ад" Данте без права на существование "Рая" или даже "Чистилища". Одна попала сюда из-за излишней доверчивости, другая - потому что мать продала, третья - потому что после побега из тюрьмы, промысла кражей и налетами, спастись от преследования можно именно в публичном доме. Сначала многие искренне верили в любовь и преданность, а потом - добро пожаловать в город обмана.
Мюзикл начинается не то с похорон Женьки, не то с панихиды по иной несчастной девушке, загубленной порочным трудом на любовной ниве. Это нескончаемый поток, колесо смерти, машина по выведению из строя. По обоим сторонам портала сцены расположены железные перегородки, состоящие из небольших квадратов, решетчатые заграждения, фрагменты клети, в которую прочно попали девушки. На заднем плане тоже оградительный монолист, созданный в духе огромной резной стены из спектакля "Метаморфозы" Давида Бобе и Кирилла Серебренникова, а на переднем - экран, на котором будут появляться названия эпизодов спектакля - имена девушек, живущих в "Яме". Он же будет служить полотном для передачи вида дома с зимней улицы. В глубине сцены - балдахин, напоминающий занавес, небольшой постамент - кровать, множественные приступки, рояль, подсвечники, подиумы и возвышения. Девушки дефилируют и выгибаются, лихо закручиваются в поддержках и бесстрашно закидывают ноги на парней, живут данной секундой и возвращаются в прошлое, в котором у них еще не было фривольных танцев, газовых накидушек, перьев на головах и бабочек на шеях. Спектакль выстраивается чередой историй, ретроспективой, немым фильмом о жизни "до того как", где оркестр - тапер, шумящим кабаре, в котором каждая жизнь - товар и необходимо ее повыгоднее продать.
Бьющая точным ударом в сердца классика - очень частый и любимый гость на сцене этого театра. Здесь закручивает свои козни Чичиков, танцует Хлестаков, поет романсы Елена Турбина, борется за права на власть Екатерина Великая. И надо сказать, что "Яма" - спектакль явно заточённый на успех. Зрелищность, чулки, гармонь, ножки, парики, распущенные волосы, мотивы цирка и кабаре, корсеты, дутые шортики с оборками - не реальность, вывернутая наизнанку, не упрек и не призыв к состраданию. Это некий срез, констатация факта, проходящая под музыку, соединившую мелодии, которые могли бы стать хитами эстрады, нарочито пошловатые гремящие ритмы, запоминающиеся припевы, мощные басы и нежные плачи духовых. В первом, немного сумбурном и суматошном акте хоровые фрагменты звучат чуть вкуснее, чем сольные: стройные многоголосия раскрываются, будто утренние цветы, зажигательные "кабацкие" танцы моментально создают необходимую жаркую атмосферу, ощущениями схожую с полотном Пабло Пикассо «В кабаре Лапин Агиль или Арлекин с бокалом». При весьма щекотливой теме Чусовой удается создать спектакль резкий, как пощечина, но совершенно лишенный пошлости. Он в первую очередь об одиночестве и потребности в другом человеке, о переживаниях и необходимостях, которые никак не связаны с местами проживания людей.
Если возвращаться к нашим баранам и "бабочкам", то нельзя не отметить безоговорочный успех нескольких вокально - драматических работ. Мария Виненкова в роли Тамары - воплощение фарта и азарта, искренняя вера в себя и умение жить на широкую ногу. Ей подвластны и игривые джазовые интонации, и драматические эпизоды, а мощью ее голоса, кажется, можно было бы сорвать любые замки на клетках. Люба (Светлана Ячменева) - небольшенький зверек, испуганный ребенок, постаревшая девочка, умудряющаяся оставаться соблазнительной и убедительной и на вседозволенной сцене публичного дома, и в предельно интимных диалогах с Лихониным (Игорь Ладейщиков), который тщетно пытался вырвать ее из порочного круга. Под романтичное кружение белых хлопьев в пронзительно - тонком исполнении Ладейщикова звучит один из главных хитов мюзикла - "Снег". Ария же Женьки, заразившейся сифилисом, в которой она практически проклинает весь мужской род, по накалу сопоставима с финальной арией из мюзикла Александра Колкера "Гадюка "...больше некого любить - душу можно хоронить" или арией Спасителя "I only want to say..." из рок-оперы "Иисус Христос - суперзвезда", в которой герой готов на все до тех пор пока в нем еще живет хоть крупица веры.
Без ответа остается вопрос необходимости нескольких финалов в спектакле, которые не являются альтернативными, а каждый из них легко мог бы быть одной внятной финальной точкой, исключив получившееся в итоге сладко - сентиментальное многоточие. Первый финал - поминки Жени, плавно перетекающие в разухабистый балаган, на котором каждая из девушек понимает, что лишение себя жизни - единственный возможный вариант побега из лап недостойной жизни; финал номер два - пожар, в котором все сжирается карательным огнем; а третим и, вероятно, самым предсказуемым финалом, становится появление трех женских фигур в длинных белых сорочках, которые окружены пеплом и облаками.
В культовой фильме Лукаса Мудиссона "Лиля 4 ever" звучала фраза, которая молоточком стучит в голове каждой девушки, живущей в этом "приличном притоне": "...Ты не достойна такой жизни". Ты могла бы жить чуть чище, чем в белом - белом доме под крышей пестрого - пестрого дома. Почему этого не случилось? Вопрос к самой себе. Удивительно, что в итоге жалость вызывает даже не срез общества, не одиночество и гонимость всеми ветрами, не возгорающееся пламя, в котором горит прошлая пошлая жизнь, а то, что это небо, этот костер, этот пепел забрал только несколько человек. А на каждую оставшуюся Настасью Филипповну, Женьку, Сонечку Мармеладову, Тамару, Изольду, Стефаниду Петровну и Джульетту Федоровну все равно найдется свой покупатель. Вопрос только в расценках, валюте и налично-безналичном расчете.
