Выходила на берег Катюша. Великая
На "Золотую маску" из Екатеринбурга приехал главный претендент на победу в номинации "Оперетта/ Мюзикл" - широкомасштабное действо "Екатерина Великая". Действо оказалось богато не только парчой, массовкой, визуальными эффектами и мелодиями, которые можно напевать, но еще и мыслями о судьбах любезного отечества.
Как говорится, я шла и боялась. Уж если из повести про несгибаемого украинского казака умудрились изготовить российский патриотический блокбастер, то от музыкального блокбастера "Екатерина Великая" можно было ждать такой разлюли-малины, что после нее не одним ляхам, но вообще всем сопредельным народам и государствам следовало с ужасом ринуться прочь от наших границ.
Обошлось. "Екатерину Великую" сочинили и срифмовали умные люди. Это слышно невооруженным ухом. В ней присутствует та мера иронического отстранения от предмета, которая при обращении к подобному жанру вообще спасительна. В стихах Александра Анно отчетливо различимы отголоски Юлия Кима. В либретто, охватывающем несколько десятилетий русской истории, совсем едва, но мерещится "Всемирная история, пересказанная Сатириконом". В музыке Сергея Дрезнина можно обнаружить вообще все на свете. Я лично насчитала джаз, рэп, бардовскую песню (исполняют братья Орловы - Алексей и Григорий), фольклорные заплачки, православные песнопения и что-то популярно-кинематографическое вроде: "А бабочка крылышками бяк-бяк-бяк-бяк". Этот коктейль, как ни странно, приятен на вкус и на слух, а некоторые мелодии хочется напевать до сих пор.
Теперь о том, что видно невооруженным глазом. Мюзикл об императрице с широкими преобразовательскими планами и народе с еще более широкой душой на сцене Екатеринбургского театра музыкальной комедии поставила Нина Чусова. Конечно же, позвав своих давних соратников - художника Павла Каплевича и сценографов Анастасию Глебову и Владимира Мартиросова. Когда несколько лет тому назад она с той же командой выпустила "Тартюфа" в МХТ, критики в свою очередь выпустили в адрес чусовского произведения множество разящих наповал стрел. Было за что. Театральная феерия с жалкой претензией на концепцию казалась истинным воплощением новорусской пошлости.Я лично, тоже сильно не похвалив расписной мхатовский "Тартюф", заметила походя, что спектакль Чусовой - это такой недомюзикл. То есть мюзикл, который притворяется драматическим спектаклем, и оттого-то и плох, что притворяется.
Теперь, когда Чусова поставила полномасштабный мюзикл, который ничем не притворяется, а беззастенчиво является самим собой, стало ясно, что это ее жанр. У мюзикла желудок луженый. Он все переварит. Он дружит со сценическим штампом и не чурается среднего качества шуток. В драматическом спектакле соседство девах в кокошниках и монашек в платочках вызвало бы оторопь, а в мюзикле вызывает улыбку. В драматическом спектакле пожилая Екатерина, описывающая молодой Екатерине тайну дворцовых интриг, выглядела бы верхом идиотизма, в музыкальном - этот ход кажется органичным. Главное, чтобы пели хорошо. В екатеринбургском представлении, к слову сказать, по нашим российским меркам поют и танцуют (танцы тут поставила сама Татьяна Баганова) очень неплохо. А постановка Чусовой в целом выглядит в меру пристойно и совсем не отстойно. Богато, но не аляповато. Тут размах вполне соответствует удару (по-английски сия фраза прозвучала бы более выразительно, ибо удар по-английски - hit).
Но главное, что впечатляет в опусе екатеринбуржцев, так это искусное вплетение в тело развлекательного спектакля размышлений о судьбах родины. Это уж точно наше - российское. В классическом (англосаксонском) варианте песни и пляски вокруг биографии великой императрицы неизбежно ограничились бы каким-то одним, пусть и затейливым любовным эпизодом. Благо жизнь богоподобной Фелицы дает много-премного сюжетов такого рода. События российского мюзикла охватывают несколько десятилетий - от приезда Софьи Фредерики Августы Анхальт-Цербстской к российскому двору и до самого конца ее царствования. Перед нами промелькнут: Елизавета Петровна, Петр III, Потемкин с его деревнями, Емельян Пугачев с его претензиями на престол, царевич Павел с его претензиями к родительнице, заседание сената, походы против басурман. Мы видим, как юная немецкая принцесса, полная поначалу романтических представлений о далекой гиперборее, а затем - уже в статусе императрицы - исполненная надежд на реформы (она всерьез замышляет отменить крепостное рабство), в конце концов вынуждена сама стать неразрывной частью здешнего холуйского, вороватого, жестокого и органически не склонного к свободе мира.
Мюзикл выносит России недружелюбный вроде бы приговор. А все ж таки и дружелюбный. Ибо Екатерина успевает здорово прикипеть сердцем к этой холодной, несвободной, но щедрой земле. Чувствует с ней неразрывную связь. Любит ее. Не нужен ей берег турецкий (то есть нужен, но исключительно в завоевательных целях), Германия ей не нужна. Вот такая вот загогулина, как сказал другой русский царь... э-э-э президент Б.Н. Ельцин. Подобная загогулина повергла бы в шок бродвейского зрителя, точно знающего, что мюзикл и какая бы то ни было историософия - вещи несовместные. Но нам их "фантомы оперы" - не указ. Про Россию не скажу (это сложный и опасный вопрос), а у русского мюзикла, судя по всему, и впрямь особый путь. Одна веха на этом пути уже есть.
