Владимир Смолин: "Без честолюбия не может быть актера"

 Наш разговор начался со спора. Предложенные нами эффектные диваны Новой сцены Музкомедии, расположившись на которых, мы рассчитывали поговорить и сделать несколько отличных снимков, тут же были отвергнуты. «Пойдемте лучше в фойе. Оно такое светлое». Мы, конечно, покорно пошли. Владимир Николаевич Смолин, актер Свердловской музкомедии, более 40 лет служит в театре и 30 из них в свердловском. Ему ли не знать, где тут лучшие места?

- А вообще ваше любимое место в Свердловской музкомедии какое?

- На сцене, конечно.

- На большой или малой?

- В основном на большой. На малой у меня только один спектакль, который, между нами говоря, мне не очень нравится.

- А что разве бывают у артистов нелюбимые спектакли?

- Как и в любом другом деле. Бывает пьеса хорошая, но музыка не очень. Бывает постановщик портит материал. Бывают спектакли, сделанные на скорую руку. Но публика все равно приходит и смотрит их.

Есть такое расхожее выражение, которое отчасти верно: «Дуракам полработы не показывают». Именно поэтому, я, например, не люблю ходить на первые репетиции, потому что даже премьера постановки — это еще, на самом деле, не премьера. Спектакль рождается только к десятому или пятнадцатому показу, когда уже принята и отработана оценка публики, а шероховатости сглажены. Это как новую машину обкатать.

В Америке даже на первые спектакли билеты стоят дешевле. И только после десяти показов объявляют премьеру. И только тогда критики могут высказать свое мнение о постановке.

- А вы какие спектакли больше любите?

- Хорошие. Не важно, драматические они или комедийные. Главное, чтобы они были хорошие.

- Что такое хороший спектакль?

- Это хорошая драматургия, неплохая музыка, качественная режиссура и прекрасные партнеры.

- Поскольку вы в Свердловской музкомедии служите больше 30 лет, предположу, что здесь это все есть.

- Ну в общем да. Я мечтал попасть в этот театр.

- Но вы ведь закончили Гнесинку, и логичнее было мечтать попасть в какой-нибудь московский театр.

- Вообще-то я на четвертом курсе уже работал в Театре оперетты в Москве. Единственная главная роль у меня в этом театре была в детском спектакле «Не бей девчонок». Все остальное же было из разряда «кушать подано». К тому же труппа там была около 78 человек, и по 3-4 артиста на роль. А я не умею людей локтями расталкивать, да и ждать, когда мне что-то дадут, тоже смысла не видел.

Поэтому я никогда не мечтал остаться в Москве и с радостью принял предложение о работе в Омском театре музыкальной комедии. Но в 1980 году театр был преобразован в Омский музыкальный театр, где шли оперетты и оперы, где мне делать было уже нечего.

О Свердловске уже тогда я был наслышан, но напрашиваться не хотел. А в 1985 году, когда Свердловская музкомедия была в Днепропетровске на гастролях, я был в Запорожье со своим театром, и главный режиссер Музкомедии Владимир Курочкин посмотрел меня в спектакле и пригласил работать в Свердловск.

- Музыкальный спектакль в России — это особый вид искусства все-таки. Не самый популярный, но очень требовательный к артистам. Тут и петь, и играть, и владеть хореографическими навыками просто необходимо. Почему вы сделали свой профессиональный выбор именно в пользу музыкального спектакля?

- Я мечтал стать артистом с 8 класса. А в 9 классе я впервые увидел оперетту. А с детства пел-то я неплохо. Вернее, я думал, что умею петь умею, потом уже понял, что вокалист это немного другое. В общем, именно тогда я решил, в каком виде искусства мне надо работать.

- А бывало ли когда-нибудь такое, что в спектакле что-то идет не так?

- О, да как нет! Конечно! Мы же все живые люди.

- И что страшный сон артиста? Забыть текст?

- И такое бывало, да. Но это не самое страшное. Однажды, например, в «Беспечном гражданине» у нас такой случай был.

На одной роли находились два артиста — Эдуард Жердер и Валера Фадиев. Однажды в день спектакля они пошли в баню. Она, к слову, раньше была в том же здании, что и Музкомедия. И почему-то Жердер подумал, что в тот день играет Фадиев. А Фадиев, разумеется, думал, что должен играть Жердер. Начался спектакль. А их герой должен появиться в финале первого действия. И вот за 5 минут до этой сцены жена Жердера говорит: «А что это костюм возле гримерки Эдика висит?». Ей отвечают: «Как, он же играет!». А он после баньки домой ушел и спать лег.

И по идее, конечно, в этот момент надо было закрыть занавес и объявить публике 10-минутный перерыв, вызывать Эдика и продолжить играть спектакль с этого момента. Но мы продолжили. И, конечно, те, кто смотрел этот спектакль первый и единственный раз, ничего не поняли. Это был провал.

- А вообще театр музыкальной комедии сегодня отличается ли от советского?

- Если говорить применительно к Свердловскому театру, то ему повезло. За 84 года существования у него было всего 3 главных режиссера. А это значит, что сохранена преемственность. При этом театр всегда находился в поиске. Вы знаете, например, почему в Свердловской музкомедии никогда не показывали спектакль «Левша»? Потому что его показывали во всех остальных театрах страны. Курочкин не любил быть вторым. Поэтому был создан спектакль «Царица и велосипед».

- У вас довольно много наград, в том числе «Золотая маска». Что они для вас значат?

- Особо ничего не значат. Тут в другом вопрос.

Есть понятие честолюбия, а есть понятие тщеславия. Без честолюбия не может быть актера. Ты работаешь в публичной профессии и не хочешь, чтобы тебя уважали, любили и поклонялись тебе? Такого не может быть! Если ты этого не хочешь, то зачем тогда вообще выходишь на сцену? Но, если ты не прикладываешь никаких усилий, не харкаешь кровью, не обливаешься потом, но хочешь при этом, чтобы тебя носили на руках — это называется тщеславие.

Поэтому я к наградам и званиям отношусь спокойно. Есть они — хорошо, нет — ничего страшного. Главное — признание публики и аплодисменты в конце спектакля. И, главное – быть в театре там, где больше всего нравится, – на сцене!