В столице представили мюзикл первого либерального бунта
https://www.mk.ru/culture/2018/09/27/v-stolice-predstavili-myuzikl-pervo...
Декабристов привезли в Москву из Екатеринбурга
Фестиваль российских музыкальных театров «Видеть музыку», который открылся челябинским «Евгением Онегиным», продолжается. Новая сцена Большого театра приняла Свердловскую музкомедию со спектаклем «Декабристы». Завяленный как мюзикл, спектакль оказался современной оперой с актуальным прочтением исторической темы, очень красивой сценографией и, что самое главное, выдающейся музыкой Евгения Загота.
Когда художественного руководителя фестиваля «Видеть музыку» Георгия Исаакяна спрашивают: «По какому принципу формируется программа? Где ваш экспертный совет?» — он отвечает: «Спектакли выбирают сами театры. Неужели вы думаете, что региональный театр повезет в Москву плохой спектакль?!». Принципиальный отказ от института экспертов при отборе программы не впервые (фестиваль проводится в третий раз) демонстрирует правильность такого подхода. Впрочем, «Видеть музыку» — не конкурс. Здесь российские театры, включая московские, могут показать любые свои работы разных лет. В том числе и такие, которые оказались не замеченными «Золотой маской» и другими конкурсами, где выбор «лучших спектаклей» осуществляется знатоками, имеющими свои вкусы и приоритеты. Как эксперты «Золотой маски» не заметили спектакля «Декабристы» два года назад и не обнаружили в нем ни одной возможной номинации, в том числе композиторской, — можно только гадать.
Евгений Загот сочинил великолепную постмюзикловую оперу, которая продолжает весьма короткий список российских сочинений подобного плана и уровня: «Преступление и наказание» Эдуарда Артемьева (в оригинальной авторской версии), «Мертвые души» Александра Пантыкина и… да и всё. Это мюзикл, потому что исполняется артистами в определенной — мюзикловой — манере. Но это и опера, потому что композитор создал серьезнейшую партитуру со сквозным развитием, почти полным отсутствием разговорных диалогов, с партиями, соответствующими тесситуре оперных голосов, с тематическими арками, лейттемами, полифоническими ансамблями, сложнейшим метроритмом: никаких квадратных масштабно-тематических структур, переменные метры, хитроумные ритмические комбинации, которые с первого раза и не просчитаешь. Уж не говоря о таких мелочах, как размеры типа пять восьмых и всевозможные синкопы. Очевидно, что у Евгения Загота и мысли не было построить свой материал на русской бытовой стилистике позапрошлого века. Никаких салонных романсов а-ля Гурилев или вальсов в духе Грибоедова. Да, там есть вальсообразные темы, есть галоп и другие жанры, но услышаны они композиторским ухом XXI века. Ухом, которое воспитано на Бернстайне и Гершвине, Шостаковиче и Шнитке, Шонберге и Уэббере.
Авторы либретто, драматург Карина Шебелян и поэт Алина Байбанова, рассказали трагическую историю первого российского либерального бунта без исторического пафоса и стандартов старого школьного учебника. Декабристы, возможно, разбудили Герцена, но в спектакле не это главное. Из группы активистов двух тайных обществ — Северного и Южного — авторы выделили четверых: Трубецкого, Рылеева, Пестеля и Каховского. Каждого из них режиссер Кирилл Стрежнев представил как яркую индивидуальность со своим характером, мотивацией, отношениями и даже с некоторым портретным сходством с историческими прототипами. Сергей Трубецкой (Игорь Ладейщиков), тот самый, которого избрали диктатором, но который не явился в назначенный час на Сенатскую площадь. Царь даровал ему жизнь, отправив на каторгу в Сибирь. Почему? По версии спектакля, из сочувствия к жене Трубецкого — прекрасной Екатерине (Татьяна Мокроусова). Трубецкой и Екатерина — главный любовный дуэт спектакля. Именно у них в конце первого акта впервые звучит красивейшая тема, которая во втором станет основным лирическим хитом, выражающим идею мюзикла: только любовь имеет смысл и ценность. Любовь к женщине, к Родине, к свободе. Все остальное не формат для этих благородных и наивных людей, которым так сильно хотелось, чтобы в России было как в Европе. Романтичен и экзальтирован Кондратий Рылеев (Евгений Толстов), не самый великий русский поэт, но первый из казненных. Диалог Рылеева и его жены Натали (Мария Виненкова) перед казнью — замечательный образец динамичного мюзиклового дуэта, в котором полуразговорная речь незаметно сменяется вокализацией. Совсем иной образ у Петра Каховского (Никита Туров): он будто бы влетел к прекраснодушным аристократам из романа Достоевского «Бесы». Закомплексованный истерик, отвергнутый кокетливой Софи Салтыковой (Юлия Дякина), именно он убивает благородного генерала Милорадовича (Анатолий Бродский). И наконец, Павел Пестель (Леонид Чугунников), амбициозный лидер, для которого нет никаких табу при достижении цели.
Будущий царь Николай Павлович (Александр Копылов) почти не противостоит революционерам. Они все из одной масонской ложи, все повязаны кодексом дворянской чести. И только вдовствующая императрица Мария Федоровна (Нина Шамбер) пытается проявить жесткость в отношении бунтовщиков. Насколько все это исторически верно? Как знать! Но художественно — убедительно благодаря точной игре актеров, высокому уровню вокала, отлично звучащему оркестру под управлением Бориса Нодельмана, красивейшей сценографии Игоря Нежного (никаких надоевших видеопроекций, все узнаваемые элементы архитектуры Петербурга решены в виде жестких декораций) и, как всегда, невероятно театральным, образным, смысловым костюмам Татьяны Тулубьевой.
Мы четко помним про декабристов, что страшно далеки они от народа. В спектакле они тоже далеки. Народ представлен группой дворников с нарочито грубо приклеенными бородами, танцующими псевдонародные танцы, больше напоминающими брейк-данс (хореограф Сергей Смирнов). И еще есть баба (Светлана Ячменева) — эмоциональный комментатор событий, которая парадоксально и очень эффектно синтезирует манеру истошного народного плача с приемами рок-вокала.
Финал интриговал. Как покажут казнь? Пятеро приговоренных отошли в глубь сцены. А на авансцене появились дети с небольшой рождественской аркой, увитой еловыми ветками. На перекладине арки — пять петелек… И только успел холодок пробежать по телу, как дети повесили на петельках пять рождественских колокольчиков…
