Табуретка - площадка для взлета
Мальчик явно дошкольного возраста, но в скопированном со взрослого мужском костюме, читал стихи со сцены Театра ЧТЗ. Было это тридцать лет назад во время городского дня юмора «ФЛЮС». Читал свои произведения юный автор, стоя на табуреточке. С тем самым юным дарованием мы с вами, читатели, и будем беседовать. Это Константин Рубинский.
Детство вундеркинда
— Константин Сергеевич, сколько тогда вам лет было?
— Первый раз это случилось лет в пять. А рассказики назывались «Смешульки».
— Голову от внимания большого взрослого зрительного зала, аплодисментов не снесло?
— Мне до сих пор об этой табуретке напоминают. Вы, наверное, знаете историю, когда Ахматова и Раневская шли по улице, за ними бежали дети, дразнили Раневскую: «Муля, не нервируй меня!». Раневская пожаловалась Ахматовой, что пристала к ней эта реплика из фильма, а Ахматова утешала ее, говорила, что у каждого есть своя «Муля», у нее самой такая есть, кто бы ее ни встретил, тут же произносит: «Сжала руки под темной вуалью...». А моя «Муля» это табуретка. Все, кто знает меня, вспоминают эту деталь моего детства с ужасным сопровождением — словом вундеркинизм, от которого я до сих пор не могу избавиться.
— Ну вы и были в сущности вундеркиндом.
— А сейчас порой обо мне говорят «бывший вундеркинд». Это ужасно, будто ты уже умер...
— Почему? Ну, вырос мальчик. Правда, может возникнуть горьковский вопрос: «А был ли мальчик? Может, мальчика-то и не было?»
— А мальчик — вот он, во взрослом галстуке-бабочке...
— Ну давайте заменим вундеркинда на более изящный термин: «ребенок с рано проявившимися способностями». Хотя, как знать, может быть, столь рано проклюнувшиеся литературные возможности заглушили в вас математический дар...
— Вот уж чего никогда не было! Никогда не ладил с точными науками, никогда не умел рисовать и к моему стыду — нелады с иностранными языками.
— А что потом стало с мальчиком-вундеркиндом? Этим богатством должны были как-то распорядиться.
— Мальчик окончил музыкальную школу, потом пошел в музыкальный колледж. Учился игре на флейте у прекрасного музыканта и педагога Адика Абдурахманова. Но где-то во мне зрело ощущение, что я пойду по литературному пути. Потому что я ленив, особенно в занятиях музыкой. Адик Аскарович мне этого не прощал.
— Музыка требует ежедневных трудов.
— Короче, все кончилось литературным институтом имени А.М. Горького, который я вполне успешно окончил. Все родные и друзья облегченно вздохнули, я сам вздохнул.
— Замученным ребенком я вас не помню.
— Я таким и не был. Это же весело, занятно. Ты читаешь свои стихи, люди слушают. Разве плохо? Хорошо, когда это было, хорошо и когда путь определился...
— Стоп, стоп. Я не раз бывала на концертах, где вы с мамой — поэтом Натальей Рубинской выступали дуэтом: вы с флейтой, мама за фортепьяно...
— Когда учился музыке, хотелось побыстрее с этим покончить, ведь есть главное дело жизни — литература, поэзия. Но сейчас понимаю, что все не зря. Если бы я в свое время не занимался музыкой, никогда с музыкальным театром работать бы не стал. И не смог бы, ведь он на грани музыки и литературы. Недаром либреттист — одна из самых редких в России профессий.
Справка из Википедии
А сейчас давайте посмотрим, во что вырос тот самый мальчик-вундеркинд, спрыгнувший с табуретки. Возьмем сведения из Википедии — свободной энциклопедии:
Константин Сергеевич Рубинский (р. 20 марта 1976) — российский поэт, драматург, публицист, педагог, член Союза писателей России. С 1988 года — стипендиат Детского фонда и Фонда культуры. С 1990 года — стипендиат Межрегионального благотворительного фонда «Новые имена». Лауреат первого Всероссийского детского фестиваля культуры и спорта (1 место в поэтической номинации и конкурсе композиторов). Лауреат Международного фестиваля «Рыцари СпАрта» (1991). Лауреат Международного конкурса учителей (1 место, награда «Золотой Глобус»). Имя Константина Рубинского занесено в Золотую книгу «Новые имена планеты. XX-XXI века». Лауреат Президентской премии за работу с одаренными детьми (2002). Лауреат премии им. Максима Клайна (2010) и премии «Золотая Лира» (2008) за достижения в области литературы. Спектакли К. Рубинского — неоднократные лауреаты театральных премий России, в том числе — национальной театральной премии «Золотая Маска» (2006, 2008). Выдвигался в номинации «Лучший драматург/лучший автор текстов к мюзиклу» на Всероссийском конкурсе «Музыкальное сердце театра».
Обратите внимание: здесь упомянута практически только одна сторона деятельности Рубинского, связанная с театром.
Жизнь нашего собеседника четко разделена на две равные половины по восемнадцать лет каждая: именно в его восемнадцать лет на сцене Нового художественного театра была поставлена композиция по произведениям Александра Вертинского «Это все, что от вас осталось», где Рубинский выступил как композитор и аранжировщик.
А за прошедшие с тех пор восемнадцать лет созданы еще двенадцать произведений для сцены, где Рубинский выступает уже либреттистом, автором стихотворных текстов.
Драматург, автор стихотворных текстов, в соавторстве с композиторами Евгением Кармазиным, Александром Пантыкиным, Татья- ной Шкербиной, Владимиром Ошеровым, Мариной Бушмелевой, Аланом Кузьминым, участвует в создании мюзиклов для детей и взрослых, оперы, хореографической и сказочных притч... Произведения, созданные с его участием, поставлены в Челябинском концертном объединении, в музыкальных театрах Екатеринбурга, Одессы, Иркутска, Театре оперы и балета Республики Коми...
Гоголь-моголь как театральный жанр
— Мы прервали интервью на том, что либреттист сейчас одна из самых редких профессий. Но так было всегда. Еще в дореволюционном театральном кабаре была пародия на оперу, где хор пел нелепицу: «Кто стучится в дверь опять? Генрих пять, Генрих пять». Но вы же работали в основном над созданием мюзиклов, оперетт, то есть жанров, где музыкальные фрагменты перемежаются с разговорными...
— Сочетание драмы и оперы? Согласен. Но есть же у нас с Аланом Кузьминым опера «Алхимик» по Коэльо. Но оказалось, что автор притчи запретил ставить свои произведения в театре. Выйдет ли опера на зрителя, не знаю, но опыт чисто оперного либретто у меня есть.
— Мы вынуждены пропустить большинство спектаклей, в создании которых вы участвовали, поскольку хотелось бы уделить побольше места «Мертвым душам». Как вы набрались смелости не только делать мюзикл по поэме Гоголя, но и не побояться вступить в соперничество с уже существующей к тому времени оперой Родиона Щедрина?
— Режиссер Василий Бархатов как раз сейчас привез в Москву и показал на сцене Большого театра поставленные в Санкт-Петербурге «Мертвые души». Но когда в 2009 году состоялась премьера в Екатеринбурге, опера Родиона Щедрина уже нигде не шла, хотя, естественно, существовала. Имя Щедрина для меня особенно дорого. Когда мне было двенадцать лет, меня пригласили участвовать в вечере «Стихи о музыке», который вел Щедрин. Я прочел стихи, он пожал мне руку, и мы разговаривали за кулисами. Я тогда еще не мог осмыслить масштабов его дарования.
А вообще с «Мертвыми душами» история интересная. Щедрин — величина, которую превзойти невозможно. Его «Мертвые души» гениальны. В этой опере, как всегда бывает, у каждого персонажа своя музыкальная характеристика. Но у Чичикова ее нет! С каждым, с кем Чичиков имеет дело, он говорит на его музыкальном языке!
Мы с Пантыкиным не единственные, посягнувшие на «Мертвые души» на языке мюзикла. Одновременно к такой работе приступил Александр Журбин. Мы с Пантыкиным невольно соревновались с ним. Журбин взял либреттистом Сергея Плотова. Так что либретто в обоих случаях создавали челябинцы.
В результате почти одновременно вышло два мюзикла по одному и тому же великому произведению Гоголя. Театры спешили. Екатеринбург успел опередить с премьерой.
— А где поставлен мюзикл Журбина и Плотова?
— В Омске. Я, к сожалению, не видел. Говорят, это интересно. Но «Золотая Маска» оказалась нашей.
— Два мюзикла с Чичиковым гуляют по России.
— Мы с Пантыкиным по-разному определяем жанр того, что создали. Я называю это «гоголь-моголь», а Саше понравился термин композитора Владимира Кобекина «лайт-опера». Все-таки «Мертвые души» в рамки мюзикла не втискиваются.
Мне близко определение «гоголь-моголь», потому что в первой части идет гоголевский текст, а во второй уже тот, что соорудили Пантыкин и Рубинский.
— Ничего себе замах!
— Я доволен тем, что «швов» не видно.
— Но Русь-тройку хотя бы оставили?
— Конечно. Дело в том, что через весь спектакль проходит образ чичиковского возницы Селифана...
— Который читал все подряд?
— Вот и у нас он читает по складам. В финале — поет тот самый монолог. А «души» ему шепчут, подсказывают. «Души» — это та сфера, с которой Селифан чувствует себя наиболее близким. Это на уровне символов. В конце выходят все персонажи, их хором заканчивается спектакль. Идет текст Гоголя. Я лишь слегка его ритмизировал.
— А не хотелось написать пьесу для драматического театра?
— Она написана. Называется «Письма Печорину».
— И кто же пишет лермонтовскому «Герою нашего времени»?
— Женщины, любящие его. За постановку этой пьесы возьмется Молодежный театр (в недавнем прошлом Театр юных зрителей).
Вот такая дорога предстояла, как выяснилось, мальчику, читавшему первые свои стихи, стоя на табуретке посреди сцены.
Над такими ребятами обычно посмеиваются их сверстники, а взрослые упрекают родителей, что приковывая свои чада к музыкальным инструментам и подсовывая книги, они лишают юные существа нормального детства.
Но это зависит от того, что считать нормальным детством.
У Моцарта, как известно по воспоминаниям современников, детства не было.
А те, кому дара моцартовского уровня не досталось (такие гении уникальны), вырастают трудолюбивыми, а потому профессионально подготовленными. И движут вперед искусство, науку и тому подобное. Всем бы так.
