Сергей Юнганс о «#Страсть и Стразы»
«Мы не говорим, что Интернет — это плохо, а показываем, как статус в соцсети может изменить нашу жизнь»
В Хрустальном зале Театра музыкальной комедии JustMedia.ru встретился с молодым амбициозным режиссером-постановщиком Сергеем Юнгансом. Ученик главного режиссера музкомедии Кирилла Стрежнева провел для корреспондентов издания небольшую экскурсию по Новой сцене, где 29 сентября состоялась премьера его экспериментального спектакля «#Страсть и Стразы». Режиссер рассказал, как рождалась эта постановка и как на нее реагировали зрители. Также мы поговорили с Сергеем Юнгансом о любви, социальных сетях, современном творчестве и других важных темах.
—Как родился замысел вашего спектакля «#Страсть и Стразы»?
—Несколько лет назад у меня появилась идея изучить разные периоды взаимоотношений между людьми. Весной 2015 года на семинаре творческой молодежи коллеги предложили мне воплотить эту историю на сцене театра. Увидев постановку на закрытом показе в Доме актера, генеральный директор Свердловской музкомедии Михаил Вячеславович Сафронов вдохновился идеей этого экспериментального проекта, и спустя полгода состоялась премьера спектакля «#Страсть и Стразы» на Новой сцене театра. Постановка вошла в репертуар театра.
«#Страсть и Стразы» — это дайджест из пяти новелл, каждая из которых показывает суть разных этапов отношений между мужчиной и женщиной: от желания влюбиться до крушения надежд. По сюжету новеллы между собой абсолютно не связаны. Общая тема одна — любовь. Если бы я сейчас придумывал название этой постановки, то я бы назвал ее «#Страсть и Стразы. Выжимка чувств в одном действии». Как говорят: что создается головой — приходит в голову, что создается сердцем — находит отклик в сердце. Этот спектакль я создавал сердцем.
—Почему в постановке все заканчивается крушением надежд? Вы считаете, что все отношения обречены?
—Нет, крушение надежд – это четвертая новелла. Пятая — это «стразы», это то, к чему все приходит. Мы стараемся за счет них выглядеть не такими, какие мы есть на самом деле. Сейчас многие пользуются «ВКонтакте», Facebook, Instagram, Twitter. Социальные сети создают иллюзию общения, счастья и выбора. Мы пытаемся показать, какие мы классные, что у нас все хорошо, что мы все в «стразах», под которыми в реальности может ничего и не быть. Если раньше мы встречались, чтобы обсудить какие-то вопросы, лично, то сейчас это можно сделать через Интернет. В спектакле мы показываем, как статус в социальной сети может изменить нашу жизнь. Мы не говорим, что Интернет — это плохо. Мы просто показываем нашими новеллами, как бывает.
—А вы ставили перед собой цель научить зрителей чему-то, чтобы они вышли из театра с желанием изменить свою жизнь?
—Мне кажется, что любой спектакль, любое художественное произведение ставит перед собой цель изменить человека. Это не значит, что спектакли надо делать нравоучительными, но в идеале человек, который пришел в зал, должен найти ответы на свои внутренние вопросы. В театр ходит 5% населения — это те люди, которые подготовлены к восприятию художественного образа, поэтому режиссеры, художники, актеры могут донести до них какую-то мысль. А дальше человек имеет право выбора: сделать определенные выводы или нет. Как мы говорим: если из ста человек хотя бы один проникнется и поймет, что мы хотели сказать, то это уже наше достижение. Русский театр, каким бы он ни был — кукольным, музыкальным, оперным, драматическим, экспериментальным, — это театр сердца. Есть что-то такое в российской ментальности.
—Один из уральских режиссеров в интервью как-то сказал, что он привлекает зрителей, устраивая шоу на сцене. А как вы считаете, чем нужно привлекать внимание публики?
—Шоу — это замечательно, когда оно несет определенный философский смысл. Просто обязаны быть смысловые точки опоры. В музкомедии во всех спектаклях есть элементы шоу: музыка, танцы, хор, красивые костюмы. Все эти средства служат для того, чтобы доносить до зрителей мысли. В «#Страсть и Стразы» шоу делается ради раскрытия основного замысла спектакля — трагедии человека.
—Насколько я понимаю, он рассчитан больше на молодого зрителя?
—Молодость — это состояние души. Этот спектакль для тех, кто открыт миру, способен воспринимать средства театра, средства художественных произведений. Кому-то он может быть интересен в 16 лет, кому-то — в 60. Например, на Новой сцене музкомедии идет мой спектакль «Резиновый принц» по пьесе Олега Богаева. Сначала мы думали, что эта сложная драматургия будет интересна только молодому поколению. Но сейчас, когда я прихожу в зал, я вижу, что на этот спектакль идут зрелые люди. В «Резиновом принце» сочетается трагедия человека с трагедией страны – крушение надежд женщины и распад СССР. И оказалось, что цепляет спектакль поколение, которое жило в то время. А «#Страсть и Стразы» рассчитан на тех, кто любил в прошлом, любит сейчас или не любил никогда, но мечтает полюбить. В спектакле не только любовь, но и дружба, и отношения с родителями; он показывает вечные проблемы через призму современности.
—Получается, что сейчас зрителям неинтересно смотреть на эти проблемы без призмы современности? Традиционные постановки, как «Ромео и Джульетта», уже не так актуальны?
—Я себя считаю человеком нового поколения. Мне кажется, что Чехов, Шекспир, Пиранделло, Софокл говорили об одном и том же, но театр конца XIX века существовал в другой реальности. Тогда было праздное общество, в котором не было радио, телевидения, Интернета. Зритель приезжал в театр на весь вечер. Показывали длинные спектакли с большими диалогами и тремя антрактами, во время которых люди общались, показывали платья, проводили время. Театр сейчас другой. Даже если сравнивать с концом прошлого века, люди сильно изменились. Мы ждем от театра выжимку современных технологий, поэтому говорить со зрителем позавчерашним языком, наверное, не стоит.
Наш театр интересен тем, что тут сочетаются разные стили. Зрителям интересно видеть «Ромео и Джульетту», «Валентина и Валентину» и другие классические вещи, но нужно и создавать что-то новое. «#Страсть и Стразы» мы как раз позиционируем как экспериментальный спектакль. Это новый формат для нашего театра. Со зрителем мы говорим языком современности. И сейчас я имею в виду не возраст, а желание людей прийти и увидеть современный театральный продукт.
—А вы наблюдаете за реакцией зрителей на своих спектаклях?
—Я не смотрю на людей в зале, я их слушаю. Когда ставишь спектакль, ты предполагаешь, что в определенные моменты будет какая-то реакция зрителя, но иногда все оказывается не так, как ты думаешь. На премьере спектакля «#Страсть и Стразы» я сидел в первом ряду. В тех местах, где я ожидал, что зрители будут смеяться, они внимательно вслушивались, и наоборот. Спектакль рождается на точке взаимодействия артиста и зрителя. Они вступают в невербальный диалог в воздухе. Слушать реакцию зала очень интересно. Я хожу не только на спектакли, но и на премьеры в кино, чтобы понять, что наши люди выбирают, как они оценивают те или иные шутки. Заметил, что иногда мне хочется пойти на тупую безумную комедию, хотя обычно я предпочитаю арт-хаус и драмы. Когда у нас проблемы дома, с любимыми людьми, на работе, хочется прийти в кино или театр, чтобы отключиться на несколько часов. Людям нужна эмоциональная разрядка. Кто-то получает ее в ресторане, кто-то при просмотре драмы, кто-то путем катарсиса. Все зависит от личности зрителя. Я вас удивлю, но в театре даже есть специальные службы, которые анализируют, кто приходит в театр и какие отзывы оставляет.
—Мне всегда было интересно, как режиссер доносит до актеров свои идеи? Как сделать так, чтобы они поняли глубину вашего замысла и сыграли, как вам нужно?
—Подходов очень много. Одни режиссеры просто ставят задачи перед актерами, другие разводят мизансцены. Лично я придерживаюсь точки зрения, что режиссер должен выстроить артисту четкий рисунок роли, своего рода рельсы, по которым бы актер двигался вне зависимости от своего настроения, состояния и вдохновения. Есть нюансы, которые добавляет артист, чтобы улучшить рисунок спектакля. Умение и талант режиссера заключаются в том, чтобы найти подход к каждому актеру. С кем-то отношения сразу налаживаются, с кем-то приходится поработать. Один актер может предложить тебе столько идей, что ты не знаешь, что и выбрать, а другому нужен импульс от режиссера. Это сложная и интересная работа, которая находится на грани психологии и педагогики. Но настоящее искусство рождается, когда люди начинают слышать, видеть и чувствовать друг друга. Возникает общая творческая субстанция. Каждый раз все происходит по-разному. Как нельзя открыть одним и тем же ключом сердца двух актеров, так нельзя и спектакль поставить одним и тем же способом.
Например, постановка «#Страсть и Стразы». В период репетиций у нас сформировалась очень тонкая рабочая атмосфера. После премьеры у меня возникло ощущение опустошения. Вроде вот он, здесь, но внутри ощущается какая-то пустота. Это очень светлое чувство. Мне жалко, что репетиционный процесс закончился. У артистов спектакль начинается с премьеры, а у режиссера на этом основная работа над ним заканчивается.
—А разве потом вы не вносите изменения в него?
—Конечно, вносим. Большое видится на расстоянии. Посмотрев спектакль с чистым восприятием через две недели, замечаешь то, что не видел раньше. Режиссер в период премьеры обращает внимание только на недостатки. Потом отключаешься и смотришь спектакль как зритель. Так, на Новой сцене музыкальной комедии три с половиной года идет моя постановка «Роман с Парижем». Недавно ее пересматривал впервые за несколько месяцев. Я смотрел как зритель и видел такие грани, на которые не обращал внимания ранее. Однако спектакли всегда требуют контроля режиссера. Это живой организм, который постоянно развивается. Он, образно говоря, попадет в беду, если за ним не следить.
—Помимо постановок на Новой сцене музкомедии, вы делаете спектакли и для Хрустального зала. В чем их особенность?
—Это концерты за столиками с шампанским и закусками. Так, в Хрустальном зале идет мой джазовый театрализованный концерт «Минелли-Jam», посвященный великой певице и актрисе Лайзе Минелли. Премьера состоялась в конце сентября. Он представляет собой маленький спектакль с одной исполнительницей и джазовым ансамблем. Это абсолютно другой формат, который идет под слоганом «Музыка класса люкс». «Минелли-Jam» показывается на английском языке, но он не имеет языкового барьера, потому что все происходит через взаимодействие со зрителем и с внутренним миром артистки.
—Каковы ваши дальнейшие творческие планы?
—Мой учитель, творческий наставник — главный режиссер Свердловской музкомедии Кирилл Савельевич Стрежнев — сказал мне такую фразу: «Никогда нельзя ни от чего отказываться, пока ты молод. Это тебе кажется, что ты не успеешь, но, когда в работе, ты мобилизуешься». Даже после выпуска из театрального института мой мастер продолжает меня поддерживать и играет значимую роль в моей театральной судьбе. Когда я приехал после одного проекта, артисты сказали мне, что я выгляжу очень воодушевленным. Когда ты постоянно работаешь и находишься в творческом тонусе, ты понимаешь, что ты живешь и постоянно чему-то учишься. На 2017 год запланировано четыре режиссерских проекта: музыкальный, пластический и два драматических. Все они будут поставлены в разных театрах, в том числе и в Свердловском театре музыкальной комедии.
