Сергей Дрезнин: в мюзикле все должно жить и пульсировать!
21 мая на сцене Детского музыкального театра имени Н. Сац в рамках гастролей Свердловского театра музыкальной комедии будет показан мюзикл «Яма». Мировая премьера музыкального спектакля по мотивам одноименной повести А. Куприна состоялась в 2013 году в Екатеринбурге. Накануне московского показа композитор мюзикла «Яма» Сергей Дрезнин побеседовал с порталом Мюзиклы.Ru.
— Кому первому пришла в голову мысль сделать мюзикл по мотивам «Ямы» — произведения во многом остросоциального, наполненного жесткими, а порой и жестокими сценами?
— Я жил в Нью-Йорке и пошел смотреть фильм «Чикаго». Никто — ни зрители, ни критики — не ожидали такого художественного заряда от этого фильма. Он застал всех буквально врасплох. Сразу после сцены «Танго» — месть женщин их мужикам за измену — я подумал о «Яме». Месть! Мужикам! Наших! Баб! Спустя несколько лет, после успеха «Екатерины», ее продюсер Сафронов [Михаил Сафронов, генеральный директор «Cвердловской музкомедии»] спросил: «Ну, а какое следующее название?» Я подумал секунд семь и сказал: «Яма». И тут оказывается, что еще 25 лет назад, будучи директором Свердловского театра драмы, он тоже мечтал сделать «Яму». Так что это даже не обсуждалось.
— Мюзикл это жанр, дающий зрителю надежду, даже если «все умерли». Есть ли надежда в «Яме»?
— Да, огромная надежда! На пути каждой из четырех героинь возникает момент выбора, и каждая из них выбирает любовь, милосердие, самопожертвование. Они продают плоть, но пытаются сохранить душу. Любой ценой. И вот тут музыка как раз и нужна: она невероятно расширяет, доводит до общечеловеческого звучания эти моменты... И музыкально тема искупления развертывается очень постепенно: сперва одним пальчиком на фортепиано (Женька играет немного), потом она начинает проникать в музыкальные номера, где ее поджидает мотив насилия и хамства... Они борются, и только в эпилоге эта тема впервые «выговаривается» в чистой лирике... Вообще, система тематических арок здесь довольно тщательно разработана, мы с Бартеневым [Михаил Бартенев, автор либретто] очень за этим следили. Такой немного мюзикл-роман получился.
— Это уже вторая ваша совместная работа с Ниной Чусовой и Павлом Каплевичем в Екатеринбургским театром музыкальной комедии. Почему именно этот театр?
— «Екатерина Великая» с 2008 года идет с аншлагами, она стала визитной карточкой театра. За это время главный режиссер Кирилл Стрежнев вырастил новое поколение отлично подготовленных артистов. Они блистают и в Москве, и у себя дома. В «Яме» вы увидите Марию Виненкову и Татьяну Мокроусову, но рядом с ними не теряются другие актрисы. И все разные! Каждая из них могла бы играть одну из главных ролей.
С Ниной и Пашей работать — огромная радость и счастье, но не забудем и хореографа Татьяну Баганову, авангардистку, которая со времен «Екатерины» уже поставила «Весну Священную» аж в Большом театре!
— Как выстраивалось взаимодействие между режиссером, композитором, либреттистом и другими участниками творческого процесса?
— Мы с Бартеневым раньше не работали, так что начинали осторожно. Как деревце посадишь, так оно и вырастет. В результате неожиданно для нас выработалась совершенно новая система работы. Российский мюзикл во многом основан на поэзии: пишутся хорошие стихи, кладутся на музыку. В «Яме» этот принцип тоже в наличии, и часто я головой об стену бился, пытаясь спеть Мишины почти цветаевские причеты.
Это было очень полезно — каждая новая работа должна расширять само понятие «мюзикл» и на что он способен. Но часто мне хотелось, чтобы текст музыкального номера не был стихотворением с определенным размером. Музыкальный номер должен рассказывать историю, двигать сюжет. Экшн! Все должно жить и пульсировать! Мы вот и писали: я ему строчку-демку, он мне на нее слова и продолжение, я обратно на него новую темку, он подхватит и разовьет... Так и вили веревочку. Это занимало много времени. В идеале автор текста должен быть немного композитором, и наоборот.
Вот во Франции сейчас была премьера моего мюзикла «24 часа из жизни женщины» (24 Houres de la vie d’une femme). Там у меня были двое французских либреттистов, молодые, Кристина Хандьян (Christine Khandjian) и Штефан Ли-Кунг (Stéphane Ly-Cuong). С ними тоже шли «пешком», но здесь еще добавлялся французский певческий язык, где вообще все не так как, в разговорном. Вгрызались в материал вместе. В основном работа протекала так: они мне приносили номер или сцену, я ее «разминал» музыкально, и как-то само выяснялось, что еще надо с ней делать, и они доделывали. Потом включалась солистка Изабель Жорж (Isabelle Georges), и опять переделывали. Через год режиссер. Кристина сама прекрасная певица — большая, рыжая, шумная, знойная. Иногда она из аудио-записей моих импровизаций сама «вытягивала» тему и к моей величайшей радости преподносила ее мне как готовый номер.
А в «Яме» есть и другие маленькие хитрости: например, в каждом номере есть что-то от предыдущего и от последующего, такие «скрепы». Вот еще 1:0 в пользу Екатеринбурга: там еще ни разу не сказали, что что-то слишком сложно написано. Наоборот!
— Были ли какие-то источники вдохновения, на что вы опирались создавая музыку к этому спектаклю?
— Тут немного была первопроходческая история, как в сюжете, так и в музыке. Кто знает, как о сексе мюзикл писать и ставить? В русской литературе оказалось мало книг об «этом». Настоящий снобизм! Где наши «Нана» и «Манон Леско»? Где «Дама с камелиями»? Кроме Сони Мармеладовой да Катюши Масловой — днем с огнем не сыщешь падшую женщину, да и та создана лишь для того, чтобы «спасти» мужчину. В результате в «Яме» «спрятались» несколько потенциальных мюзиклов: мои любимые «Три мушкетера» — тема Миледи, авантюристки, совращающей охранника в тюрьме и множество других мужчин... Мюзикл о русских революционерах-террористах, героиней которого могла бы стать Софья Перовская... Может, к Столетию Великого Октября что-то подобное напишу... Кроме того, «полит-мюзикл» (мой любимый жанр) о развратном хряке-депутате (списан почти с натуры), полиции и гангстерах.
Западные образцы для подражания? Есть такой американский мюзикл «Лучший бордель в Texaсe» (The Best Little Whorehouse in Texas). Посмотрел нa двд. Ну, это почти feel-good энтертейнмент, «девочки» счастливы и приносят счастье мальчикам, а грудастая мадам влюблена и исполняет великий хит I Will Always Love You, принесший в последствии славу и деньги Уитни Хьюстон.
— Следите ли вы за мюзикловой жизнью в Москве и Питере?
— Слежу. За 10 лет был сделан большой шаг вперед в смысле подготовки артистов и общей организации процесса. Но мне кажется, писать лучше не стали. Даже я бы заметил некоторое отупление жанра, огрубление, бескрылое, плохо сработанное подражание успеху «других».
При том, что сейчас все стало доступно — видео-записи, поездки на Бродвей и Вест-Энд, качество местных мюзиклов ухудшается. А публику ведь тоже можно приручить и приучить к плохому: она и будет думать, что мюзикл — это и есть то, за что она только что заплатила деньги. Что это когда один или двое под минус поют «хит», а кругом подтанцовка. И этот же точно хит можно вставить в любой из других 10 мюзиклов без ущерба смыслу — его может и вообще не быть.
В свое время ранние шоу Ллойд-Уэббера стали «солнечным ударом» для целого поколения театральный композиторов, и они хотя бы пытались серьезно отнестись к жанру мюзикла и рок-оперы (кстати, очень интересно, как сегодня, вернее, завтра будет смотреться/слушаться «Преступление и наказание»).
Мне кажется, российский мюзикл сейчас, за малым исключением — просто халтура. Стиля нет. Правды нет. Азы азов западного мюзикла или рок-оперы — совсем не количество «хитов» и эффектов, а поиски способа рассказать историю остроумным соединением слова и музыки. Это вообще для наших дверь на замке, такое и не входит в круг проблем, которые нужно решать...
— С какими сложностями вы сталкиваетесь в России?
— У меня в ни Москве, ни в Питере ничего не идет. И предложений нет. Мы с Александром Анно и Олегом Багаевым пару лет назад почти закончили детский мюзикл «Джельсомино» по книжке Джанни Родари, бывшей бестселлером в СССР. Только надежды на постановку мало: в «Джельсомино» народ на площадь выходит, чтобы убрать «пиратов» ставших «аристократами», кошек, которые не хотят лаять, т.е. врать, а мяукают, тащат в сумасшедший дом, который рушится, когда мальчик с громким голосом говорит (поет) правду:
«ЖАНДАРМЫ ЛГУТ, И ЛГУТ МИНИСТРЫ
ТОРГОВЦЫ, ПРАЧКИ И ЮРИСТЫ
И ПРАЗДНИЧНЫХ ОРКЕСТРОВ МЕДЬ!
КОГДА ЛЖЕТ ПРЕССА НЕПРЕРЫВНО
СИНЬОРЫ ЛГУТ И СИНЬОРИНЫ —
ПОЙ ТОЛЬКО ПРАВДУ, ДЖЕЛЬСОМИНО!
ПОЙ ПРАВДУ, ЧТОБ НЕ УМЕРЕТЬ!»
