ПЯТЬ МОНОЛОГОВ О ГЛАВНОМ: «МЫ ЖИВЕМ В ЭТОЙ СТРАНЕ»
Совсем по-булгаковски, за день до наступления белого мохнатого декабря, 30 ноября, в Свердловском академическом театре музыкальной комедии случится долгожданное рождение – премьера музыкальной драмы «Белая гвардия», написанной на заказ композитором Владимиром Кобекиным и драматургом, поэтом Аркадием Застырцем.
Авторы и создатели спектакля - о Булгакове, времени Великой смуты, символике Белого, терпких гармониях и гражданском долге. Откровенно. С тревогой и надеждой. Специально для «Культуры Урала».
Композитор ВЛАДИМИР КОБЕКИН: «Я просто музыку писал»…
Вот меня спрашивали, как разгадать «Белую гвардию» Булгакова. Какие смыслы я вкладывал в то, что делал… А я ничего не расшифровывал и не зашифровывал. Просто музыку писал…
Роман я, естественно читал раньше. А когда пришла пора приступать к работе, стал читать около Булгакова. И обнаружилось – для меня обнаружилось – что там, в начале 20 века, совсем другие люди жили! Честно говоря, я испытываю уважение ко всем участникам тех событий – и к петлюровцам, и к большевикам, и к жовто-блакитным. И, конечно, к тем, кого привыкли называть белая гвардия. Все они были другие. Какая-то стальная пружина в каждом. И вот столкнулись такие мощные силы… Конечно, очень страшно было. Огромная трагедия… Но и невероятная энергетика… Я старался не углубляться в политические, исторические детали. В романе у Булгакова ведь тоже большевиков практически нет. Вот и у меня – красные присутствуют очень условно. Впрочем, и остальные тоже. Там же все время все менялось – петлюровцы, немцы, красные - последними, кажется, были поляки… Ожесточение вокруг Киева было страшным! Но что удивительно - все это время Город жил: подавалось электричество, работали магазины, рестораны, театры… А люди… Все, о ком говорится в романе – они ведь все погибли… Такая жизнь была…
Но все это не имеет отношения к тому, что мы делаем. Театр – это, на самом деле, замкнутый мир. Параллельный. А зрители приходят, слушают, смотрят – и у каждого возникает собственный мир, совершенно другой... Такая вот театральная магия. Мы для того и работаем, чтобы эту магию создавать снова и снова, иначе… Иначе было бы неинтересно: прочитал хронику, узнал – кто, чего, как - и все… Я тут недавно статью одну писал, вспомнилось - был такой известнейший философ Мераб Мамардашвили. Так вот он говорил, что театр – такая машина, которая заставляет зрителя впадать в состояние, когда он может понять и почувствовать то, что по-иному никак ни понять, ни почувствовать не может. Вот он молодец, Мамардашвили! Театр – Машина. Мне это очень нравится!
А для меня, конечно, театр - это возможность ставить спектакли. И спектакли могут быть разными. Да, признаюсь, с такими театрами, как Свердловская музкомедия, я, конечно, раньше дела не имел. Да и сейчас не решился бы – если бы не был уверен, что этот театр сильно отличается от себе подобных. И никаких скидок на легкий жанр я не делал. Нет, немножко делал - что уж лукавить! Я, например, понимал, что валторн в здешнем оркестре не может быть столько, сколько в оркестре Светланова, предположим. Или диапазоны –я слышал артистов и писал так, чтобы у них была возможность это исполнить… Но я не хочу рассуждать о том, что получилось – опера или не опера. Я вообще не люблю рассуждать о жанре. Для меня есть один жанр – музыкальный театр. А остальное все – как симфония и симфониетта – это ж, по сути, одно и то же. Все просто: есть музыка, есть певцы, есть музыканты… Если все это соединяется в одном спектакле, то это музыкальный театр…
Драматург АРКАДИЙ ЗАСТЫРЕЦ: «Это о том, что мы всё ещё живы»…
Если сейчас меня спросят, что первое пришло в голову, когда позвонил композитор Кобекин с известием, что Музкомедия заказала нам «Белую гвардию», я честно отвечу: «Не помню». Радость я испытал наверняка, потому что любое сотрудничество с Владимиром Александровичем приятно, плодотворно и происходит без болезненных столкновений, случающихся в совместном творчестве. Он один из лучших людей, которые мне лично известны. У нас за плечами несколько удачных совместных проектов, и я надеюсь, что мы еще сделаем немало впредь. К роману «Белая гвардия», впервые читанному в юности, у меня тоже самые теплые чувства. Так что первым, что пришло в голову, наверно, было: «Хорошо. Материал прекрасный. Мы сделаем это».
Название «Белая гвардия» - хорошее. И нашей музыкальной драме оно не менее подходит, чем роману Булгакова. И даже более. У Булгакова в романе и в пьесе Белая гвардия все-таки погибает. Что-то другое, новое, неведомое, красное, если угодно, через страшный исторический перелом идет на смену белому, чистому, издревле заведенному, спокойному, радостному, родному, светлому, прекрасному, как детский праздник. И Булгаков, когда сочинял свой роман, т.е. в средине двадцатых годов, уже знал, что именно это красное из себя представляет.
Мы же сегодня в совершенно иной ситуации. У нас это красное как раз позади, его уже нет. А белое получило новый исторический шанс. Театр – искусство актуальное, он не может не отражать сегодняшнего положения вещей. И наша музыкальная драма – не о гибели Белой гвардии, не о трагедии русской интеллигенции на рубеже прошлого и позапрошлого. Наша музыкальная драма – как раз о том, что Белая гвардия жива, что ее невозможно убить – как невозможно убить в человеческом, в русском сердце веру, надежду и любовь. Это о том, что мы всё ещё живы. О том, что жива Россия, не какая-то новая, построенная на обагренном кровью пустыре, не интегрированная неведомо каким боком в благоразумненькую Западную Европу, а все та же, где есть Бог, где есть дом, где есть семья, как бы не свирепствовала тьма и не подавляло отчаянием сиротство. Где есть основа для масштабного исторического делания.
Кому мы адресуем нашу «Белую гвардию»? Отвечу: гражданам России. Тем, кто не мыслит себя в иной стране, в иной культуре, в ином языке. В либретто есть подходящие слова. Может быть, вот эти: «Не умерла еще Белая гвардия – значит, и Родина…». А может, лучше вот эти: «Белеет парус одинокой / В тумане моря голубом!...
Дирижер БОРИС НОДЕЛЬМАН: «Не будем лукавить – это опера»…
Владимир Александрович Кобекин, которого в музыкальных кругах давно называют классиком, один из немногих, чьи оперы широко исполняются не только в России. И такой композитор приходит в наш театр. Готовы ли мы к этой встрече? Для нас это серьезная работа. Совсем другой уровень музыкального языка. Не будем лукавить – это опера. Чистая опера. По жанровой структуре, а не просто потому, что там все время поют. Если мы в свое время называли «Мертвые души» Пантыкина лайт-оперой, то это уже, так сказать, хэви-опера - тяжелая опера. Да, мы впервые сталкиваемся с такой работой. «Белая гвардия» не дает поводов для шуточек и смеха. Не знаю, как это получится – но нам предстоит сделать, чтобы это было интересно нашим слушателям. Они ведь идут в театр музыкальной комедии, а мы им – серьезную оперу… Но то, что мы раздвигаем рамки жанра – это здорово. Театр растет, вырастает в театр серьезный во всех отношениях…
Спектакль сохранит название романа. И правильно. Негоже нам переименовывать Булгакова… Нужно, чтобы люди понимали, что это по мотивам романа написано, и не искали там – как я искал! – своего любимого Лариосика… Да, мой любимый герой Булгакова – Лариосик. Когда я понял, что в нашем произведении его просто нет, я очень расстроился… Я еще видел как Яншин играл Лариосика, как Леонов играл… Про киношных актеров я и не говорю… Мне Лариосика, конечно, и теперь не хватает, но компенсирует эту потерю музыка! Здесь столько музыки! Ее нужно поднимать, делать! И для оркестра большущая работа, и живой рояль на сцене, и запись дополнительных хоров, шумов, выстрелов… Это гала-работа! В общем, как-то не до Лариосика стало…
Чрезвычайно интересный музыкальный язык – поначалу, кажется, что сложный, сугубо оперный, но когда вслушиваешься, вживаешься, понимаешь – Владимира Александровича не зря называют классиком. Так это здорово все! Музыканты все время спрашивают: «А правильно, что здесь фа диез?». Спрашивают, потому что у соседа-то в том же такте фа бекар… А именно в этом и фишка – секунды, полутона, гармонии терпкие… Этим Кобекин и силен – создает невероятную напряженность звучания своими фирменными диссонансами… А ключик ко всей опере – я, к сожалению, не могу напеть – тема Дома: светлая и напряженная одновременно. На фоне пиццикато у струнных проходит темочка в стиле Прокофьева в двухоктавном изложении - невероятно красиво сделано! Надежда и тревога. Главный лейтмотив. Мы узнаём его снова и снова – в разных модификациях он проходит через всю оперу и создает особое настроение…
Драматургический материал «Белой гвардии» - особенный. Всё это - и белые, и красные, и желто-голубые, и петлюровцы – реальная жизнь Киева того времени. Большой политический пласт… А как не хотелось бы влезать в политику! Хочется быть мудрее и толерантнее. Ведь все делали ошибки – и те, и другие, и третьи. И хорошие люди были везде. Надеюсь лишь на то, что мы – музыкальный театр, и политика впрямую не будет касаться нас. Ведь музыка - это не политическая трибуна …
Художник СЕРГЕЙ АЛЕКСАНДРОВ: «Важно, что это – предостережение»…
Сценографическому решению «Белой гвардии» есть два объяснения – бытовое и небытовое. Время действия романа – война. А что такое война? Люди теряют почву под ногами. Теряют дом, нажитое имущество, жизнь, в конце концов. Существуют, как на вокзале - с чемоданами, с детьми, кто-то куда-то едет, кто-то ждет чего-то… Атмосфера спектакля – это ощущение неустойчивости. И все это – на фоне зимы: пурга, мороз…
Ну, а белая гвардия для меня - это не только офицеры, это люди вообще, которые олицетворяли лучшее, что было в русском народе. Конечно, уже была Первая мировая. Грязь, жестокость, окопная жизнь, уже значительная часть настоящего офицерства погибла, но… Для меня белая гвардия - это и ученые, и священнослужители, доктора, учителя – все, кто поднимает уровень нации. Думаю, от уровня образования зависит жизнь страны – вернее, от общего уровня культуры, потому что одно образование само по себе мало что дает. Сейчас в России каждый уже закончил по паре институтов, а уровень знаний катастрофически падает. Люди, которым сейчас под тридцать – с ними же невозможно разговаривать, цитируя классиков – они ж не знают ничего! Пошутишь, какую-нибудь фразу приведешь – из Толстого, из Достоевского – а люди пропускают мимо ушей, просто потому что не понимают, о чем идет речь…
«Белая гвардия» для сегодняшнего зрителя – это, конечно, риск. Хотя есть и определенная надежда. Молодежь привлечет ореол романтизма, чувство протестности, наконец: раньше все были за красных, теперь – за белых. Вроде бы… На спектакль могут пойти. Но не важно – будет у спектакля кассовый успех или нет. Важно, что это – предостережение. Сейчас ведь время похожее на то, о котором говорится в романе – время Великой смуты, если хотите. Слава Богу, кровь не льется, но зато льются деньги. В моем детстве задать вопрос папе: «Какую зарплату ты получаешь?», - это было немыслимо! Папа бы очень удивился, а я бы очень застеснялся… Сейчас это – нормально. Мой ребенок знает, у кого в классе сколько папа получает, какая машина, сколько стоит… Это является критерием. И это ведь дети из сегодняшних интеллигентных семей. Любить Родину - не модно. Деньги – главная мечта. Купить домик в Испании и удрать отсюда… Страна продолжает разрушаться, и люди, которые управляют ею, не понимают, что творят. Вот и выходит – будто продолжается гражданская война, страшная муть поднимается со дна…
Я не согласен, что актуализация уничтожает природу музыкального театра. Музыка – мощное выразительное средство, и она не может быть нейтральна. Пусть и бессознательно, на уровне творческой интуиции композитора – музыка все равно выражает какую-то позицию… А спектакль – это наша общая гражданская позиция. Надеюсь, мы хотя бы кому-то что-то сумеем сказать. Нет, мы ни к чему не призываем, но… К чему призывал Януш Корчак, когда пошел с детьми на смерть в газовую камеру?..
Режиссер КИРИЛЛ СТРЕЖНЕВ: «Мы живем в этой стране»…
Мир «Белой гвардии» - это мир уютный… Мне важно: абажур, чашечки, блюдца, ложечки… Спектакль очень простой, на самом деле… Есть мир, который хотят сохранить наши герои, Турбины, а вокруг - заваруха, смута страшная… На этом балансе весь спектакль и строится… Что касается белого, то… Не белая гвардия – читай войско, а белая кость - читай лучшие люди России. Поэтому финал будет… Не скажу!.. А по ходу спектакля белый цвет – пунктиром… Он пульсирует… Белый декабрь, зима, рождество, снег…
Если ты делаешь оперу, то главный человек для тебя – композитор. И музыкальные идеи, которые он вложил в произведение. И этот ребус (главное, чтобы композитор был хороший – но нам повезло, потому что это Кобекин) нужно терпеливо разгадывать - сядь с партитурой, с клавиром, с либретто и пойми, что имел в виду автор. В «Белой гвардии» Кобекина мы находим отсылки к Чайковскому, Мусоргскому, Прокофьеву, Стравинскому… И как только я расшифровываю какой-нибудь эпизод, понимаю – человек не просто сел за рояль и написал музыку, а написал сообразно эпохе и жизни страны. Мы, не сговариваясь, идем с ним нога в ногу! Например, что такое «Борис Годунов»? Это Смута! И у Кобекина очень много отсылок к Модесту Петровичу. Ведь что такое восемнадцатый год? Смута!.. Или - кто такой Шервинский? И вдруг Шервинский поет а ля Елецкий. Почему это пришло в голову Кобекину, не знаю, но это интуиция таланта…
Вот придумали спектаклю замечательный слоган: «Мы живем в этой стране». Это абсолютно отвечает моим сегодняшним, вчерашним и даже позавчерашним размышлениям. Где я живу, для чего я живу и как я живу? Вот я родился – для чего, как, почему? Кто меня окружает? И я должен делать поправку на то, что и до меня жили люди – они совершали поступки. Ошибочные? Правильные? Каждый режиссер делает спектакль – про себя. Как про себя писал Булгаков «Белую гвардию». Он писал свой первый роман о том, как во время смуты сохранить свое дворянское достоинство – читай человеческое…
Не получилось? Не получилось. Потому что мы знаем, что было дальше… Как у Булгакова: «Погибла Россия…». Кого сегодня это волнует? Мы ведь не нужны никому! И я не питаю иллюзий - нет, спектакль не будет востребован зрителем. Но я и все мы делаем его не ради этого. Если хотите, так мы понимаем свой долг чести… Высокопарно? А вот и нет! В моем детстве – и это самые счастливые воспоминания мои и моей мамы – было что-то очень похожее на жизнь дома Турбиных. Вечерние семейные посиделки на веранде за большим круглым столом под абажуром, с обязательным самоваром и разговорами за жизнь… И ощущение, что все окружающие и ты сам существуют по каким-то мудрым правилам – в отличие от нынешнего времени. Каждый знал, что он должен делать и зачем. И мы очень дорожили этой жизнью. А потом все поумирали. И дача та уже давно продана. И неуютно как-то…
