ПОЭМА ОБ ОТВЕРЖЕННЫХ. В ДВУХ ЧАСТЯХ
В рамках Фестиваля Ассоциации музыкальных театров России в Москве выступил Свердловский театр музыкальной комедии. Театр, который под руководством Кирилла Стрежнева, восприемника идей ленинградского режиссера Владимира Воробьева, культивирует и развивает жанр русского мюзикла, показал два спектакля, характеризующие магистральные устремления своей репертуарной политики.
Во-первых, Свердловская Музкомедия не калькирует популярные зарубежные мюзиклы, готового не импортирует, опробованными клише не пользуется. Во-вторых, со времен «Беспечного гражданина» Анатолия Затина (1987 год), спектакля-долгожителя на екатеринбургской сцене, последовательно и успешно развивает воробьевскую традицию, апогеем которой стал мюзикл-триумфатор «Золотой Маски» «Мертвые души» Александра Пантыкина — Константина Рубинского — Кирилла Стрежнева. Наконец, если и берется театр за западный материал, то делает его оригинально и тонко.
Именно так поставлен привезенный на фестиваль «Скрипач на крыше» Джерри Бока. Это тонкий, с теплым юмором и щемящей грустью, философски серьезный спектакль, способный дать фору любой продукции драматического театра высокого класса. Легко трансформирующееся оформление Сергея Александрова оставляет место для массовых сцен и обеспечивает мобильность перемен. Хореограф Абайдулов и режиссер Стрежнев пластикой (в диапазоне от статичных зарисовок кистями рук, поворотом головы до чисто танцевальных номеров, иногда тактично сдобренных шоу-эффектами) прочно скрепили спектакль, его форму, а значит, и смыслы. Одно из таких скрепляющих пластических решений —танцевально-пантомимические монологи нищего, еврейского юродивого, чья выразительная эмоциональная реакция на события вносит бесконечно щемящую ноту. Эти полноценные хореографические монологи, в которых драматический актер держит зрительское внимание исключительно выразительностью тела, блестяще удаются Алексею Литвиненко.
Национальное здесь подано с большой теплотой и тонкостью, но при этом содержание спектакля выходит за границы национального и раскрывает общечеловеческую тему униженных и оскорбленных, но сохранивших достоинство людей.
Музыка «Скрипача на крыше» не сложна, симфонически не особенно изощрена. Основная лейтинтонация задается одинокой мелодией — скрипач, выхваченный из темноты лучом света, наигрывает ее, словно зависшую в воздухе. Музыкальная драматургия строится на паре-тройке грустных певучих мелодий. Умело аранжированная партитура в интерпретации дирижера Бориса Нодельмана звучит деликатно, вкусно и тепло.
Тонкие полутона философского или жанрово-бытового юмора и иронии чутко подхвачены актерами. Мудрая Голда — Светлана Качанова в окружении своих покорно-строптивых дочерей с трогательно-наивной убежденностью и редкой естественностью озвучивает простые и вечные истины. А Анатолий Бродский, актер высочайшей культуры и нереальной органики, в роли Тевье — настоящее явление. Их окружают прекрасные партнеры, бережно несущие через спектакль теплую, сдобренную неизбывной горечью интонацию. Это замечательный ансамблевый спектакль, он пленяет своим жизнеутверждением, цельностью и законченностью — что называется, ни убавить, ни прибавить!
Создавая самобытный репертуар, театр остается настоящей лабораторией современного музыкального спектакля. За 10 лет здесь сыграно 11 мировых премьер, а это значит, что в его стенах совместно с композиторами, поэтами и сценаристами создано 11 совершенно новых музыкально-сценических произведений. И что примечательно: театр пестует не только новый подход к музыкальному спектаклю, но и новую публику. Город, в котором активно посещаются серьезные музыкальные драмы, например «Дни Турбиных» по Булгакову с музыкой Владимира Кобекина, может гордиться своим зрителем.
К такой публике обращена и предпоследняя премьера Свердловской Музкомедии — «Яма» по повести Александра Куприна, показанная в Москве впервые.
Тема провокационная — истории девушек из публичного дома. Но здесь специфическое место — только обостренные предлагаемые обстоятельства, в которых авторам интересны разнообразие характеров, темпераментов, судеб, их взаимодействие между собой и с социумом. Мотивы повести Куприна фактически дали только затравку, правда, очень мощную, для создания либретто и музыки. Минуя обстоятельную неторопливость Куприна, Михаил Бартенев построил энергичный сценарий, перемежая лаконичные эпизоды из жизни каждой девушки, и обрамил всю жуткую в своей обыденности историю сценами похорон и поминок самоубийцы Жени. Такой почти клиповый принцип сродни мюзиклу и понятен молодой публике. В спектакле перебивки между эпизодами реализованы как видеозаставки, имитирующие титры немого кино. А один эпизод — воровского приключения Тамары с ограблением нотариуса — вмонтирован в спектакль как полноценный кинематографический фрагмент.
Автор музыки Сергей Дрезнин — великолепный стилизатор. Мелодика русского лирического или «жестокого» городского романса XIX — начала XX века мастерски переплавлена им в красивые ариозные характеристики девушек (одна из лучших — «Гранатовый браслет» романтичной Сони, соблазненной и проданной в публичный дом) или в мелодраматическую сцену обольщения коварной Тамарой молодого конвоира («Я — миледи»), в прекрасные мужские и женские (особенно предфинальный) ансамбли. А драйв танцевальных западных ритмов, в начале XX века активно проникавших в Россию, композитор выплеснул в шике кабаретных сцен публичного дома. Справедливости ради хочу подчеркнуть, что нигде — в музыке или в сценических решениях — «Яму» нельзя упрекнуть в пошлости и дешевой сентиментальности. Добротная классическая выучка, видимо, помогла Дрезнину обойти острые углы провоцирующих сюжетных ситуаций, хоть и по самому краю. Очень хорошо аранжирована вся музыкальная ткань спектакля. Полноценно звучит и темпераментно ведет диалог со сценой оркестр Бориса Нодельмана.
В целом великолепная творческая форма труппы Свердловской Музкомедии не может не вызывать восхищения. В плане актерском и пластическом, музыкальном и, за редким исключением, вокальном. Во владении ансамблевым пением. В максимальной отдаче, смелости и свободе сценического существования. «Яма» дарит целую коллекцию прекрасных актерских работ с мощным эмоциональным посылом: Мария Виненкова — Тамара, Светлана Ячменева — Люба, Игорь Ладейщиков — Лихонин, Алексей Литвиненко — Сеня. Выразительны Светлана Качанова — Хозяйка, Ольга Балашова — Соня, Николай Капленко — Коммивояжер. Как-то так случилось, что важная для Куприна героиня Женя в этой инсценировке оказалась вдалеке от центра. По существу, у Татьяны Мокроусовой (Женя) лишь одна сильная сцена, режиссерски и актерски сделанная интересно, но стоящая особняком. Это предсмертный диалог с кадетом, решенный уже как призрак реальной жизни, в белых колышущихся полотнах и разряженном свете. Зато Виненковой досталось немало эффектных эпизодов. И везде актриса демонстрирует блестящую актерскую и пластическую технику, темперамент и недюжинный артистизм.
Явно удалась история отношений Любы и Лихонина. Сцена и оформлена оригинально — столбы из книг составляют обстановку жилья студента, очень искренне, но неумело пытающегося спасти «заблудшую душу» с помощью компании товарищей, помыслы которых не так чисты.
Однако к драматургии спектакля в целом есть претензии. Клиповый принцип построения действия, предложенный либреттистом и развитый режиссером Ниной Чусовой, сработал, особенно в первой части спектакля, не слишком продуктивно. Смен эпизодов много, ритм их чередования напряженный, эпизод зачастую только обозначает событие, но во взаимодействие со следующим эпизодом не вступает. В суете затираются смыслы. Действие приобретает характер мастеровитой рациональной иллюстративности.
Не слишком помогает эмоциональному восприятию спектакля и сценография Павла Каплевича. Многое отдано видеоряду: изображение рыжей, тоскливо обшарпанной стены с множеством окон и каплями какого-то безнадежно нескончаемого дождя или снега — это красиво. Мечущиеся на заднике видеофигуры, имитирующие революционный накал масс, — это эффектно. Но, на мой взгляд, видео здесь — паллиатив, замещающий полнокровные театральные образы. И насколько же выразительнее работает «живая» решетка с повисшей на ней Тамарой в какой-то невероятной розовой накидке (в сцене побега бесстрашной авантюристки)!
Честно говоря, большего я ждала и от хореографии Татьяны Багановой: здесь не слишком проявилась самобытность этого яркого художника. Кабаретные сцены борделя — не более чем эффектные вставки.
В завершении снова хочу сказать о екатеринбургском театре-ансамбле как о мощном творческом содружестве. О его самобытной репертуарной политике. В таком формате его сегодняшний стиль жизни близок к оптимальному. А завтра… покажет завтра. Свердловская Музкомедия — живой театр, предсказаниям не подчиняющийся.
