Под стук метронома
"Первый обстрел города был 4 сентября 1941 года. Первые бомбы разорвались на улицах 6 сентября.
Первый массированный налёт был 8 сентября. В этот день на наши дома сброшено 6326 зажигательных бомб, возникло 178 пожаров.
17 сентября обстрел длился более 18 часов. Были ранены 1485 человек, 254 убиты. Одна фугасная бомба лишила жизни 98 человек. Так началась хроника "пытки огнём".
Только голод унёс более 632 тысяч человек...".
Это фрагмент из книжечки воспоминаний "Ленинградская блокада. 900 дней и 900 ночей", которая в 1994 году была издана Союзом блокадников Екатеринбурга. Нина Сергеевна Стрельцова, ассистент балетмейстера Свердловского театра музыкальной комедии, хранит её вместе с другой реликвией - медалью "Житель блокадного Ленинграда". Такими медалями отмечены те, кто в годы войны прожил в осаждённом городе на Неве все 900 дней и ночей. Нина Сергеевна, тогда просто Ниночка Стрельцова, - из их числа.
- Когда отец спешно приехал за мной на дачу к родственникам, ничего я из их разговоров о войне в свои семь лет не понимала, - вспоминает Нина Сергеевна. - Отец меня в охапку - и на поезд. А за поездом уже летел немецкий самолёт. И только когда началась бомбёжка, когда отовсюду начали кричать: "Все - из вагонов! В поле! Ложиться на землю!" - наверное, только тогда что-то дошло... Мать наотрез отказалась уезжать, вслед за всей роднёй, в эвакуацию. "Нас отец пошёл защищать, и мы не поедем. Тут останемся", - так она сказала.
Даже в семь лет многое становится понятным, если всё вокруг преображается до не-узнаваемости. Город, где отец, рабочий производственных цехов Кировского театра, уже начал водить её на спектакли, где первый зрительский восторг она уже испытала на "Сказке о царе Салтане" и "Лебедином озере", где уже нешуточно влюбилась в балет ("Отец мне принёс из театра балетные тапочки. Чьи-то, старенькие. Но для меня - такой подарок!") - этот город словно помертвел.
- Не было света, воды, отопления, - вспоминает Нина Сергеевна. - Не ходили трамваи. Сразу были закрыты все магазины, поликлиники, детсады, школы, бани, музеи... Жизнь остановилась. В доме была керосинка. А чем её зажечь? Ни керосина, ни спичек. К тому же ведь была обязательная светомаскировка. Не дай Бог, где-то промелькнёт огонёк. Потому по вечерам в кромешной тьме, голодные, замёрзшие, мы с мамой только посильнее прижимались друг к другу, чтоб стало теплее.
Союзом блокадников Ленинграда в Екатеринбурге несколько лет назад была издана ещё одна книга воспоминаний, на сей раз - поэтических. Книга стихов. Вместе с брошюрой "Ленинградская блокада. 900 дней и 900 ночей" Нина Сергеевна принесла на нашу встречу и этот сборник - "В память о блокаде". Удивительно: несколько разных авторов в своих поэтических творениях запечатлели один и тот же образ - мать, торопящаяся домой, с пайком блокадного хлеба на груди. А может - ничего удивительного? Блокада, общая трагедия уравняла для всех их шансы перед жизнью. Главным стало единственное - выжить. Элементарно - не умереть, не перестать жить. И матери, в отсутствие ушедших на фронт мужей принявшие на себя ответственность за дом, детей, город, отдавали от себя последнее, жизненно необходимое и им самим. И эта жертвенность, сродни геройству по меркам мирного времени, в годы блокады становилась обычным делом, образом жизни.
- Ещё когда отец, раненный, лежал в одном из госпиталей Ленинграда, - вспоминает Нина Сергеевна, - он для нас с мамой экономил белый хлеб. Мы придём его навестить, а он нам подсовывает кусочек. Голод уже был страшный в городе! А в начале 1943-го на отца пришла похоронка. Мы остались с мамой вдвоём... Помню, как мама вытряхивала из мешочка остатки манки, которую купила ещё в начале войны, и на воде варила кашу-болтушку. Помню, как из столярного клея варили холодец (не мы одни) - даже на вид это было ужасное варево. Конечно, существовали карточки. До сих пор помню эти малюсенькие квадратики, а на них, например, - "Жир. 5 граммов". Хлеба на рабочую мамину карточку полагалось 125 граммов, и тоже никогда не забуду этот почти чёрный липкий кусочек. Одни опилки!.. Да ведь ещё, чтоб отоварить карточки, в очереди надо было три-четыре часа выстоять. Мама меня в очередь поставит, а сама уходила окопы рыть. Тех продуктов, что давали по карточкам, не хватало. Начали продавать или обменивать, что могли. Продали патефон с пластинками, мамины фетровые боты (до войны в моде были!), какие-то папины вещи. А потом и продавать стало нечего... Весной и летом земля выручала. Собирали лебеду и крапиву, мололи на мясорубке и пекли лепёшки. Но ведь ещё надо было найти ту лебеду. В центре города, где мы жили, - сплошной асфальт. Однако, знаете ли, ленинградцы и тут нашли выход. Александровский сад, что был поблизости, и бульвар Профсоюзов были перекопаны в годы войны под грядки. А когда маме дали немного земли - мы садили морковку. И без конца ели морковную кашу. Варили, толкли в чугунке - вот и каша. И так я её в войну наелась, что до сих пор варёную морковь не люблю.
Нина Сергеевна вспоминает неохотно. Не с первого раза даже согласилась на встречу. Когда встретились, объяснила: она своё военное лихолетье не выделяет. "Мы жили как все в блокаду. Как все, голодали и мёрзли. Единственно: мама работала в НИИ морского флота светокопировщицей, размножала чертежи с помощью больших ламп накаливания. Тут мы и отогревались. Иногда, нарушая инструкции, оставались на маминой работе на ночь... И за водой по льду, на Неву, как все ходили. Как все, боялись бомбёжек. В доме не выключалось радио. То и дело диктор прерывал сводку новостей или передачу: "Начало воздушной тревоги! Просим всех спуститься в бомбоубежище". И - стук метронома. Он стучал полчаса, час - сколько длился артобстрел или угроза бомбежки. И так ? каждый день".
Метроном отсчитывал Время. В эти полчаса-час опасность уплотняла каждую секунду. Жизнь замирала на краю возможного небытия. Ожидание опасности заставляло ценить даже то немногое, что у людей оставалось - манную болтушку, бидон студёной воды, кружкой начерпанный из проруби на Неве... Всё что угодно пусть будет - лишь бы снаряд пролетел мимо. Уже осколками бомбы были повреждены колонны красавца-Исаакия. Снаряд попал и в Кировский театр - здание тоже было повреждено. Уже она видела, знала, как это страшно, когда снарядом или ударной волной дом словно режется, падает стена. А однажды, под Новый, 1943-й год снаряд попал и в их дом. "Угла комнаты - как ни бывало, - вспоминает Нина Сергеевна. - Маму контузило. Но всё- таки мы остались живы. Чудом каким-то...".
В книжечке воспоминаний блокадников, среди прочих, есть любопытная деталь: поздними вечерами и ночью, среди кромешной тьмы, в которую погружался город, путь можно было различить только по блестевшим в свете луны трамвайным рельсам. Так, образно говоря, было и в их судьбах. Во мраке блокады, страшном ещё и тем, что никто не знал, когда всё это закончится, отдельные светлые эпизоды с очевидностью свидетельствовали: жизнь продолжается. Не могут же длиться вечно небытие, существование "только бы выжить". Когда-нибудь метроном будет отстукивать не минуты опасности. Когда-нибудь его часовой механизм снова начнёт определять темп Жизни.
Только один учебный год, 1941-42- й, не работали в Ленинграде школы. Уже следующей осенью школы открылись, и Нина Стрельцова начала ходить через Александровский сад в свой первый класс. Возвращаясь из школы, она ещё боялась заходить одна в их коммунальную квартиру (по соседству от голода умерли две семьи), садилась на улице на портфель и дожидалась маму. Но - всё- таки уже была школа, и даже успехи в ней, и даже похвальные листы с профилями Ленина и Сталина. Подружек она не помнит: детям, как и взрослым, было не до праздного общения. Но даже в одиночестве ребёнок не может не играть, поэтому, припоминает, "были и скакалка, и "классики", и прыжки через мячик. Знаете, так - мячик об стенку, и перескочить поверх его...". А зимой Нина каталась с большой горки, устроенной... над Медным всадником. "Все скульптуры в блокадном Ленинграде были обшиты досками. "Медный всадник" - тоже. А сверху - снег, вот и горка. Но раз скульптуры сохраняются, думали мы, - значит, не так всё страшно, не безнадёжно. Настанет день - их откроют...".
День Победы Нина Сергеевна помнит по салюту. Первому салюту в её жизни. Несказанная радость! В тогдашние свои 11 лет она ещё не могла знать, что война, нарушившая разумное течение общей жизни, не даст свершиться и её собственной главной мечте. Когда всё вернулось на круги своя, когда из эвакуации вернулся Кировский театр, и понемногу стали восстанавливаться, открывать свои двери вузы, ей уже поздно было поступать в хореографическое училище. Она покупала самые дешёвые билеты в театр, на галёрку (на место в партере денег не было), бегала на все спектакли своих любимцев - Н. Дудинской и К. Сергеева, оставляя выполнение домашних заданий глубоко за полночь, но...
И всё- таки Нина Стрельцова, по её собственному выражению, "уже была отравлена балетом". И пусть не в той степени, как мечталось, но она сама повела себя по жизни, следуя призванию. Не хореографическое училище - так балетная студия с педагогами из того самого училища. Лучшими педагогами, подчеркивает Нина Сергеевна, которые без снисхождения и скидки на студийность учили их мастерству классического танца, историко-бытового, характерного... А дальше - мимолётная встреча с Н. Дудинской и её автограф, до сих пор бережно хранимый. Ещё дальше - участие в спектаклях "Аистёнок" и "Семеро братьев", которые поставил в их студии Юрий Григорович, тогда - солист Кировского театра. А там - уже сама судьба пошла навстречу неистовой "балетоманке" Нине Стрельцовой. Она заканчивала десятый класс, когда в Ленинград на гастроли приехала Свердловская музкомедия и балетмейстер театра, в поисках кадров, пришёл на одно из занятий в студию.
Их пригласили вдвоём с подружкой. Только двоих. Так в начале 1950-х окончательно решилась её профессиональная судьба. Первыми спектаклями балерины Н. Стрельцовой на уральской сцене стали "Табачный капитан", "Прекрасная Елена", "Лев Гурыч Синичкин". Последние, где она уже в качестве ассистента балетмейстера, не кончаются до сих пор. В 2002 году она была удостоена Почётного знака "50 лет в искусстве". В 2003-м, в дни юбилейных торжеств по случаю 70-летия Свердловской музкомедии, председатель Союза театральных деятелей России А. Калягин вручил Нине Сергеевне Стрельцовой памятную серебряную медаль СТД "За большой вклад в развитие театрального искусства, за верное служение отечественному театру".
Метроном отсчитывает иное Время. Искромётный жанр оперетты позволяет ей не "грузить" себя грустными воспоминаниями о войне. Разве что на спектакле "Храни меня, любимая".
- Смотрю из-за кулис на четырёх мальчиков, которых одного за другим забирает война, - говорит Нина Сергеевна, - иногда и заплачу...
