Над кем смеёмся?
Гоголевский юбилей неожиданно принес обильные плоды по части музыкального театра. Великий русский драматург и так был среди чемпионов по количеству опер, оперетт и мюзиклов, написанных на его сюжеты. Нынче этот список пополнился, и, что самое главное, он не остался неодушевленным. Новосибирск и Москва показали "Ревизора" Владимира Дашкевича в двух редакциях - в виде большой серьезной оперы и легкого мюзикла-водевиля. Питерская Мариинка познакомила публику с тремя одноактными опусами молодых композиторов: "Тяжба" Светланы Нестеровой, "Шпонька и его тетушка" Анастасии Беспаловой и "Коляска" Вячеслава Круглика увидели свет самой престижной рампы Северной столицы. "Санкт-Петербургъ Опера" представила оригинальную сценическую фантазию на темы русских опер по произведениям Гоголя и назвала ее "Русская тройка, семерка, туз".
А Екатеринбург - Свердловский театр музыкальной комедии - заявил о себе мюзиклом Александра Пантыкина и Константина Рубинского "Мертвые души" в режиссуре Кирилла Стрежнева. Мне кажется, что этот спектакль - событие. И уж во всяком случае, значительная веха в развитии русского мюзикла - нашей отечественной разновидности одного из популярных видов музыкального театра.
Основы русского мюзикла заложили ленинградцы - режиссер Владимир Воробьев и композитор Александр Колкер. "Свадьба Кречинского" по А.Сухово-Кобылину (1972) вошла в историю "облегченного жанра", явив в драматургически совершенной форме сплав интеллектуальности, мощной эмоциональности и броской театральности.
Постановщик "Мертвых душ" Кирилл Стрежнев - ученик Воробьева и продолжатель его традиций. Гоголевский спектакль Стрежнева, как никакой другой его режиссерский опус, созвучен духу театра Воробьева. Подобно ленинградцам 70-х, в Екатеринбурге новые произведения творят, как правило, сообща: в тесном контакте работают композитор, драматург, режиссер, дирижер, художник, завлит. На время создания произведения и выпуска спектакля они становятся одной большой семьей во главе с директором Михаилом Сафроновым. Здесь каждый - безусловная индивидуальность, но все, в конечном счете, умеют подчинить свои авторские амбиции единой идее.
На сей раз идея, возникшая в воображении композитора и подхваченная творческими союзниками, заключала в себе вольное, почти детективное развитие сюжета по мотивам "Мертвых душ" и "Ревизора". Когда-то Мейерхольд, интерпретируя знаменитую комедию, говорил, что ставит не только "Ревизора", но всего Гоголя. Теперь Пантыкин придумал "Мертвые души" как продолжение "Ревизора" и многого чего еще из Гоголя.
Чичиков в трактовке постановщиков и обаятельного Евгения Зайцева очень молод, сметлив, полон амбициозных планов. Он идет по следам Хлестакова - приехал в город N, чтобы провернуть небольшую аферу с липовым имением. Но "легкость в мыслях необыкновенная" - не про него, он куда прагматичнее своего предшественника. Впрочем, и этот уже иной. У Пантыкина и Рубинского Хлестаков - лишь голос, причем человека взрослого, циничного, умудренного опытом феерической удачи. В спектакле это призрак Хлестакова, его белая крылатка и цилиндр, которыми виртуозно манипулирует мим в черном трико. Почти цирковые пластические дуэты Чичикова в красном фраке и призрака Хлестакова в светлом - яркий визуальный и смысловой акцент, привносящий в действо гоголевскую мистическую ноту. Спектакль вообще населен духами: скрипят невидимые двери, колышутся тени мертвых, которых торгует Чичиков, словно из преисподней вырастают из пандуса темно-зеленые мундиры - чиновники канцелярии. Сценическое пространство организовано художником Сергеем Александровым в виде широкого проема, обрамленного ветхими деревянными останками дверей и балкончиков, в глубину сужающегося и уходящего к арьерсцене. Этакий тоннель, в конце которого брезжит голубоватый свет. Оптимизма этот свет атмосфере спектакля не прибавляет, скорее, подчеркивает присутствие потустороннего начала. Оттуда, из глубины, из ниоткуда, мистическая ладонь-диван выкидывает Чичикова на сцену в начале спектакля. Выкидывает - и исчезает, герой только успевает крылатку свою подхватить. На этом же диване-ладони молодые герои в финале спектакля умчатся за новыми приключениями.
Несмотря на явную инфернальность атмосферы, на холодную разреженность звучаний музыкального вступления и эпизодов с тенями, которые рефреном проходят через все действо, "Мертвые души" - спектакль азартный, полный динамики, юмора и самых неожиданных поворотов. Но еще он полон гротеска: все, что смешно, - на грани со страшным, отвратительным, пошлым. Эпизоды в модной лавке звучат как пародия на модельный гламур. Пластическая тема бала после ареста Чичикова - это и вовсе гротескный надлом. Движения танцующих-поющих искривлены, искажены, веселье выглядит как danсе-macabrе (острый хореографический образ точно найден Сергеем Смирновым и развит артистами театра). Да и сочетание убогости обстановки с роскошеством нарядов тоже само по себе - гротеск, очень характерный, кстати, для России.
Музыка Пантыкина не претендует на услаждение слуха. Часто мелодические попевки и ритмы назойливо примитивны, подстать тем персонажам, кого они характеризуют. Пошловатость здесь используется как прием, и соседствует она с очень смешными пародиями: необъятных размеров капитан-исправник Дормидонтов глубоким басом тупо выводит оперные рулады, а Ноздрев широко и самозабвенно распевает на манер душевной народной песни свой лейтмотив "Редкая лошадь долетит до середины Днепра..." А рядом, уже совершенно серьезно, звучит гибкая, обманчиво искренняя мелодика Лизы, персонажа и вовсе непредсказуемого. Ее ариозо, а затем дуэт с папой-губернатором - вроде бы настоящая лирика, нежная, беззащитная, но чем, какой чудовищной и остроумной иронией она обернется по ходу дела!
Музыка Лизы - настоящий шлягер. Однако таких номеров в "Мертвых душах" немного. То, что Пантыкин способен на красивую доходчивую мелодию, нет сомнений, тому доказательство его песни и киномузыка. Но здесь другие задачи. Густо и жестко замешивая драматургию, он выстраивает цельную музыкально-сценическую форму, подобную оперной. Пользуется системой лейтмотивов и лейтритмов, умело вплетает лирико-романтическую ноту - монологи Селифана (Павел Дралов), озаренного светом постижения грамоты, в калейдоскоп прыгающих и стучащих попевок, даже цитирует (в сне Чичикова) оперные фрагменты. И все-таки это настоящий мюзикл. С его ритмической упругостью, крепко схваченной дирижером-постановщиком Борисом Нодельманом. С его кинематографичным сплавом эпизодов, с его динамикой, легкостью и иронией даже в драматических сценах, но без натужной громыхающей агрессии, зачастую призванной выдать ничтожное за значительное в современных мюзиклах, да и в операх .
В мюзикле Пантыкина-Рубинского любовно-лирическая тема в традиционном ракурсе отсутствует. Взаимное влечение Лизы и Чичикова очевидно, но их роман оборачивается прежде всего выгодной сделкой. Набожная дочь губернатора, смиренная "серая мышка", спасает Чичикова из тюрьмы не только ради его смазливости, но потому именно, что он из той молодой популяции предприимчивых, с которыми можно, наконец, сбежать в большой мир и применить свои недюжинные таланты.
Превращение некрасивой "христовой невесты" сначала в жаждущую успеха светскую барышню, потом в ловкую обольстительницу и, наконец, в откровенную авантюристку - очень эффектный сюжетный ход и блистательная работа Марии Виненковой. Все эпизоды спектакля с ее участием врезаются в память. Не только выразительностью самой актрисы, но и умением вести диалог с партнером - с Чичиковым, с папой губернатором (Александр Копылов), особенно с колоритнейшей мамой-губернаторшей (Светлана Кочанова) и Петрушкой (Алексей Литвиненко, чей сочный персонаж, обладатель вонючего сюртука с зашитыми в него деньгами Чичикова, продает хозяина за тридцать сребреников).
Чичиков с его столичными замашками бледнеет рядом с провинциальными аферистами: это они, первые лица города во главе с губернатором, подсовывают идею тотальной скупки мертвых душ, а затем "раскалывают" Чичикова и, как они думают, завладевают нечистыми деньгами. Но и эти просчитались. В семье губернатора выросла ловкая фальшивомонетчица. "Я не только молиться горазда, еще и рисую недурно", - произносит Лиза, уводя из-под носа папаши и деньги, и Чичикова.
В финале спектакля зеркало сцены перекрывается клетью с крупными ячейками, которые заполняются персонажами. И такое ощущение, что глядит в зал зверье. Но молодые отпрыски - Лиза и Чичиков - уже умчались в соседний город Глупов. Эти двое еще наделают дел. Недаром в спектакле рефреном звучит: "Пойдет, пойдет писать губерния, костей не соберешь".
Забавно, смешно и жутковато. Над кем смеемся? Над собой смеемся...
