Гоголь в мюзикле
У большинства театралов название ?Мертвые души? изначально ассоциируется либо со скучными сценическими переложениями сюжета, либо с сомнительными экзерсисами каких-нибудь храбрых, но бесталанных Вась Бархатовых.
То, что сделали композитор Александр Пантыкин и поэт Константин Рубинский, ? нечто совершенно новое, неожиданное и увлекательное.
Рубинский написал либретто, за которым стоит серьезное углубление не только в поэму, но и в мир Гоголя, сам воздух его поэм, разорванный в куски болью за Россию. Как поднятые взрывом, на зрителя сыплются осколки этого мира ? цитаты, фразы, мотивы ?Сорочинской ярмарки?, ?Ревизора?, ?Тараса Бульбы?, ?Женитьбы?? Уйдя от иллюстрирования сюжета, авторы спектакля сделали Чичикова наследником Хлестакова и создали свою трагикомическую логику развития действия ? настолько непредсказуемую, что спектакль, по названию хрестоматийный, захватывает с первых минут и несет вас на мощной волне эмоций к финалу ? неожиданно тихому, метафоричному и ошеломляюще грустному.
В музыке Пантыкина ничто не напоминает ни о том, что ее написал кумир поколений ?дедушка уральского рока?, ни о том, что мы слушаем ее в стенах опереточного театра. Она сложна для исполнения и проста для восприятия, она естественно вырастает из поэтики гоголевских строк (чутко услышанной и без зазоров развитой либреттистом). Ее ближайшие соседи по музыкальному стилю ? Прокофьев, Шнитке, Щедрин. Прозаического текста почти нет, пластика десятков персонажей управляется ее ритмами и внутренней логикой, эта пластика делает музыку видимой. Режиссер, дирижер, хореограф, художник и звукорежиссер (его роль велика) вместе с авторами работают как единый организм, и это редкий в театральном мире случай творчества коллективного, увлеченного, интеллектуально насыщенного. Театр, за которым много десятилетий назад закрепилась репутация ?лаборатории современной оперетты?, продолжает эту традицию - уже на территории жанров смежных и новых.
Вихревое, неостановимое, ?наводящее ужас движенье? в наглухо запаянном кольце - главный образ спектакля. Перед нами воронка ? то ли величественно мрачный туннель, по которому души отлетают к Богу, то ли дорога, все ведущая и никак не приводящая к свету в конце туннеля (сценограф Сергей Александров). В этом мистическом пространстве неприкаянно бродят белесые души (их пластически воплощает Эксцентрик-балет Сергея Смирнова). В нем - броуновское движение персонажей губернского ?света?, воспаленный губернаторский бал, лунатическая Коробочка (гротескный Владимир Смолин) и зычный Ноздрев (Владимир Алексеев). Здесь мыкается Лизонька (одна из звезд труппы Мария Виненкова) ? единственная, кому удастся согреть замогильный мир теплом любви. Головокружительную трансформацию претерпел возница Селифан (Павел Дралов): в нем воплощено природно здоровое начало народа, который все тянется к свету культуры, но которому этот свет исправно отрубают.
И наконец, Чичиков ? самый неожиданный герой спектакля. Вальяжная пухлость коллежского советника сменилась спортивной прытью молодого авантюриста ? в спектакле это, напомню, прямой наследник Хлестакова, который тоже материализуется в мистической, словно по волшебству явившейся фигуре спектакля. Чичикова играет один из молодых, щедро одаренных актеров труппы Евгений Зайцев. В финале ему, как и Лизоньке, предстоит, сбросив малиновый сюртук, стереть с лица грим и предстать просто человеком, которому не повезло родиться в стране, где все мухлюют и чем-нибудь торгуют, от мертвых душ до собственной совести. Оба оказываются способными учениками общественной ситуации. Оба, судя по прикидам, отбывают в нашу современность, где подарят стране новых Чичиковых. И не будет этому туннелю конца.
Это спектакль, где для каждого персонажа, от губернаторши (Светлана Кочанова) до поварихи (Ольга Култышева), найдена своя запоминающаяся краска, где виртуозно использовано искусство микрофонного пения (вокальный руководитель Елена Захарова). Дирижер Борис Нодельман обеспечил уже традиционно высокое качество оркестра и ансамблей. Кирилл Стрежнев подтвердил свое реноме мастера-экспериментатора, возводящего музыкальный театр нового века. Его построенный на метафорах спектакль снова предлагает нам модель, у которой нет аналогов. Это служит источником раздражения для консервативных критиков. Их главный аргумент: не оперетта, не мюзикл и не опера ? что же? Пантыкин определяет свое творение как light opera. Термин, абсолютно необходимый сейчас, когда многие композиторы явочным порядком пишут нечто, выходящее далеко за рамки мюзикла, приближающееся к оперным формам, и все же от них отличное.
