«Чего вам не хватало, полковник Трубецкой?..»
День в день с гибельным выходом декабристов на Сенатскую площадь — 14 декабря, через 191 год после восстания — в Театре музыкальной комедии (пр. Ленина, 47) впервые выйдет на сцену мюзикл «Декабристы». Мировая премьера произведения композитора Евгения ЗАГОТА в постановке Кирилла СТРЕЖНЕВА. Ещё до премьеры, кто-то из коллег лихо переквалифицировал её жанр в «музтрагедию». Но по сути такого переименования не поспоришь. На сцене — трагедия людей, замысливших деяние во благо России, при этом смутно представлявших и это благо, и средства его достижения. Но, помилуйте, кто же в контексте самых разнообразных российских времён представлял и представляет всё это — «не смутно»? Только в школьных учебниках было ясно прописано, как надо «правильно».
Накануне, 13 декабря, при полном зале состоялась первая встреча спектакля со зрителями. И хотя главреж Кирилл Стрежнев оговаривал возможные сбои: «Это — не премьера ещё, а её генеральная репетиция…», всё прошло, как на премьере. И мы стали тому свидетелями. Очевидцами, проникшимися сегодня движениями чувств тех людей — долга, чести, верности, дружбы. Любви… Князь Сергей Трубецкой (Игорь ЛАДЕЙЩИКОВ) и Екатерина Трубецкая (Татьяна МОКРОУСОВА) — воплощённое достоинство любви.
Царский вопрос. Он звучит в самом начале, когда поднимается над сценой чёрная вуаль аванзанавеса — словно открывается лицо спектакля. Николай I (Александр КОПЫЛОВ) вложил в этот вопрос не столько жёсткость высочайшего следователя, сколько глубокую горечь личной утраты. Чего не хватало его другу — герою войны, храброму воину, князю, счастливо женатому на одной из лучших женщин? Несостоявшегося «диктаторства»? Это был вопрос и собственной судьбы: он, младший брат Александра I, не был официальным престолонаследником, не рвался к монаршей власти. Ему «хватало». Оказалось, что его не хватало России — и пришлось… Мы видим преображение человека, которого князь и его жена называли Николаем Павловичем, «Николя», в государя. Но в государя, остающегося человеком, страдающим и сострадательным.
Музыка Евгения ЗАГОТА в исполнении оркестра под управлением Бориса НОДЕЛЬМАНА заполняет декабрьский петербургский «воздух» спектакля, воссозданный художником Игорем НЕЖНЫМ, неизбывной тревогой. В зябкой морозной дымке, где высятся колоннады, в строгой парадности бальной залы, где озаряет серую зиму дворцовая люстра, над сплошным катком промёрзших мостовых, над беспечно скользящими на коньках, салазках, лошадках детьми, возникают мелодии надвигающейся беды, отзвуки былых славных маршей, пылкий вальс, страшный ритм клятвы. Здесь все повторяют: «Россия». Государь, царедворцы, декабристы. Каждый клянётся ею на свой лад. И не слышит её голосов — молитвенных песнопений (хормейстер Светлана АСУЕВА), молитвы рыжего отрока и бабы (Светлана ЯЧМЕНЁВА), её же разудалых шутовских припевок о «Николашке» и новой молитвы. Россия их клятвам, присягам, скандированиям: «Кон-сти-ту-ци-я!» тоже будто бы не внемлет. Гуляет, ёрничает, попивает, кладёт поклоны, выводит под снег своих детишек — уличных и барчуков — пусть порезвятся на льду. А бородачи в белых фартуках, как подручные времени, всё сметают в небытие вместе с бесконечно идущим снегом. Танец дворников пластически и смыслом рифмуется с танцем жандармов (хореограф Сергей СМИРНОВ) — во время обыска в доме у Трубецкого.
Сергей Трубецкой не вышел на площадь. Чего же ему не хватало? Игорь ЛАДЕЙЩИКОВ в роли князя — герой в смятении, в сомнении, на краю. Это экзистенциальное состояние прорывается в арии-монологе, где Трубецкой в окружении суетливых чиновников, в метели «бумажных» решений сожалеет, что не погиб на войне. Он хотел по-другому быть полезным России, но и это другое в конце концов отверг — «Без крови!»
Генерал Милорадович (Анатолий БРОДСКИЙ) вышел на площадь. Уже стоят полки — игрушечные солдатики, похожие на немецких рождественских щелкунчиков, выстроились на авансцене. За генералом — галерея героев войны, написанная для Зимнего дворца Джорджем ДОУ, и на фоне героев звучит его потрясающее: «Солдаты, кто был со мной в боях?.. Офицеры, кто был?..» Деревянные фигурки молчат. «Слава богу, слава богу, здесь ни одного русского солдата, ни одного русского офицера!» Только Каховский (Никита ТУРОВ), умолявший прежде о любви роковую красавицу Софи Салтыкову (Юлия ДЯКИНА), покорно скользящий за ней в танце и больно поскользнувшийся на льду, не смолчал: ответил выстрелом.
Пьеса Карины ШЕБЕЛЯН не повторяет композиционно ни один «декабристский» сюжет в искусстве. Стихи Алины БАЙБАНОВОЙ, ставшие текстами арий, дуэтов, хоров, романсов, тактично стилизуют известные пушкинские строки (к примеру, «Россия вспрянет ото сна…» или «Румяный критик мой, насмешник толстопузый») и строки поэта, вышедшего на Сенатскую, — «Уж близок час, близка борьба, Борьба свободы с самовластьем!» Рылеев в исполнении Евгения ТОЛСТОВА — романтик, а романтик (не мною сказано) всегда трагичен. Он обращается к своему «расторопному критику», к «осторожному гражданину», ликует, предвещая час свободы, из колесницы Аполлона над Александринским театром. Вдребезги разбивается его романтизм о камни Сенатской.
Любовь и преданность Екатерины Трубецкой (Татьяна Мокроусова), по признанию Николая I в спектакле, такая, что её не достойны ни князь, ни царь. Натали Рылеева (Мария ВИНЕНКОВА) умоляет княгиню просить за Кондратия. Но Трубецкая на аудиенции у государя просит лишь за Сергея. Могла просить за одного. И в финале дуэта Екатерины и Сергея: «Мы встретимся…» Они встретятся. А Натали на последнем свидании проклинает Кондратия, в сущности уже и так убитого, но главный жест любви (не слова) — отчаянное объятие. Они не встретятся.
Детишки на улице украшают ёлочной гирляндой арку, вешают под её «дугой» золотые колокольчики. Их пять, как было пять мужчин, уходящих в тёмную мглу — в исподнем, босыми.
Спектакль «Декабристы», мне кажется, для режиссёра Стрежнева антологичен: «Кошмарные сновидения в Херсонской губернии», «Белая гвардия»… И всё-таки это непредсказуемый спектакль, на который бесполезно идти с заготовленными «концепциями» и с выученными цитатами. Мучиться вопросом — «Чего вам не хватало, полковник Трубецкой?» — придётся самому, как бы ни хотелось получить готовый ответ. И маленький мальчик на авансцене призадумался, уложив подбородок на кулачок. На мальчишке модный головной убор — наполеоновская треуголка. Фото: Антон Буценко
