Ангелы расплачутся...

Странно, но в год 60-летия Победы тема войны на сценических площадках, в театре, оказалась представленной гораздо скромнее, чем ожидалось. Обвала спектаклей "к дате" не случилось. Можно, конечно, попытаться объяснить это отсутствием современной драматургии. Утратили актуальность пьесы Корнейчука и Симонова, а розовскую "Вечно живые" или "Эшелон" Рощина, пронзительность которых нетленна, зазорно все же ставить во всех театрах подряд. Других, сегодняшних, пьес о войне просто нет... Но, думается, причина тут все-таки глубже. Не скудость драматургии о войне приостановила театры в освещении этой темы, а боязнь остаться в плену накопившихся штампов и стереотипов "про войну" и потому - не достучаться до зрительского сердца. А без эмоций что ж за театр?! Благородное просветительство, не более. Тем важнее на фоне почти что вакуума присмотреться к тому, что не просто появилось-таки на сцене, а вызвало колоссальный зрительский отклик.

Пережила сама и видела, как то же самое переживают во время спектакля сидящие рядом - когда от слез невозможно смотреть на сцену, а в горле не про­сто ком, а - спазмы. И это - в Театре музыкальной комедии?! "Храни меня, любимая..." - спектакль о войне. Но сама по себе тема еще ничего не решает. Абсолютно ничего. Сколько раз бывало, когда самая высокая героика, самая мощная военная атрибутика минуют сердце, не "пробивают". Но в том-то и изначальная притягательность этого спектакля, что нет в нем ни великих военных сражений, ни выстрелов и орудийного грохота, ни надрывного горя после гибели героев..

Мальчишки-музыканты, четыре брата, уходят на войну и погибают один за другим. Уходят весело, по-мальчишески не задумываясь даже, что есть война. Так пацаны играют "в войнушку": "Есть враг? - Одолеем!". В бой идут с гитарой на­перевес. И погибают, так и не успев, осознать трагичности войны и необратимости смерти. Падают, как подкошенные, почти что с удивлением: "Как?! Неужели?!.."

Осознание трагичности войны и необратимости смерти - удел зрителей. Им отдают авторы спектакля (автор либретто К. Рубинский, композитор А. Пантыкин, режиссер-постановщик К. Стрежнев) право сформулировать то, что в спектакле существует на сугубо эмоциональном уровне, а именно: если война забирает даже таких молодых и светлых - то нет ей никакого оправдания, даже в том, что это "смерть за Родину". Одна из предыдущих премьер театра - "Парк советского периода" - поднимала тему войны и долга человека на войне в ином, героико-патриотическом плане. И там к месту - прямые сентенции авторов, некоторая плакатность диалогов, пафосность общего решения спектакля, особенно - во­енных сцен. В "Храни меня, любимая..." авторы, кажется, сознательно отказались от какой бы то ни было патетики. Позволю себе даже не согласиться с теми, кто в названии спектакля усмотрел переносный смысл. "Храни меня, любимая...", дес­кать, обращение не только к маме или девушке, но - к Родине. Домысел красивый, но неоправданный. Нет в спектакле этой нарочитости, лже-пафоса. Родина в этом спектакле - отнюдь не географическое понятие. Родина - ощущение дома, в котором столь разным (приемным для Матери - Н.Шамбер) мальчишкам было надежно и уютно, откуда ушли они вместе - защищать этот дом и эту единственную женщину с понятным на всех языках именем "Мама". Этот дом видят они во снах на войне, с памятью о нем погибают, не успев ничего другого узнать и увидеть в своей короткой жизни. И сюда же, к маме, за круглый стол под абажуром, к закипающему чайнику и земляничному пирогу возвращаются - то ли в предсмертных видениях своих, то ли уже совсем потом. После жизни.

Никаких котурнов. Все приближено к сердцу, освящено сердечностью. В "Храни меня, любимая..." театр оперирует символами, понятными каждому - на любом языке, в любом возрасте и любом состоянии души. Закипающий в ожидании всей семьи чайник... Любимый земляничный пирог... Мама, с которой уютно и надежно... Дом в классическом его образе. В решении спектакля - немало ус­ловного (образы врагов, противостояние "своих" и "чужих", выраженное танцем, военно-фронтовой антураж), но дом, семейный очаг - вне этой условности; здесь все осязаемо и рождает ассоциации на уровне сердца, все родное и вечное. Тем и бесчеловечна, утверждает театр, война, что разрушает этот дом. Эту малую родину. А у нее отнимает ее сыновей.

В спектакле есть еще одна сюжетная линия, сопутствующая основной. Она - о том же. О доме. Но о доме, который по неосторожности можно разрушить и собственными руками. Еще до войны Эльвира (С. Кочанова) покидает Виктора (В. Смолин) в поисках более красивой жизни и более импозантного спутника. И только с приходом большой общей беды приходит понимание, сколь дорог остав­ленный дом и родная душа. С. Кочанова и В. Смолин играют драму, заканчивающуюся хэппи-эндом, но по большому счету разговор о том же. Как страшно, когда на месте дома - пепелище.

Спектакль "Храни меня, любимая..." рождался под сводами театра, что называется, от первого слова либретто, от самой идеи. Пьеса была заказана театром челябинскому поэту К. Рубинскому, музыка - композитору А. Пантыкину. Но по сути текст, музыка, актерское существование, интонация спектакля выверялись, "притирались" друг к другу до последней минуты последней репетиции. Постановщики чутко прислушивались к самоощущениям исполнителей, которые первыми могли бы почувствовать возможную фальшь в подаче темы, одновременно трагической и сердечной. Однажды, рассказывают, так и было. В. Смолину никак не давался монолог его героя - хороший актер, он все время чувствовал себя неудобно. Не сразу, но авторы поняли, в чем дело: общей интонации спектакля претит открытая декларативность, даже в одной-единственной сцене. От монолога отказались.

Так, шаг за шагом, рождалась эта история. Так, из тончайших нюансов, и выстроилась. Мюзикл о войне, в котором тема и жанр, вопреки опасениям, не просто совпали - слились в щемящую мелодию. От нее перехватывает дыхание, и самые стойкие зрители не в силах сдержать слез. А слезы-то святые.

Свердловский театр музыкальной комедии уже не единожды доказывал, что при тактичном и талантливом подходе "легкому" жанру не заказаны самые серьезные, драматические темы и сюжеты. В "Храни меня, любимая..." театр взял еще одну высоту. Трудно с однозначностью определить жанр спектакля. Притча? Мелодрама? Высокая драма? Открытая сатира (в сценах с врагами)? Есть и то, и другое. И найден, к счастью, необходимый баланс между тем и другим. Фашисты в своей откровенной карикатурности не "режут глаз". Сцены боя, наступления, выраженные танцем (!), оказываются уместней всяких сымитированных фронтовых перестрелок. А суперритмичная, вполне современная музыка А.Пантыкина удачно, оказалось, вписывается в то, 40-х годов прошлого века, противостояние Жизни и Смерти.

Спектакль вызывает шок. Мы не привыкли плакать в театре оперетты. Жанр предполагает иные зрительские чувства. Светлые... А они, впрочем, светлые и есть. Когда отзвучат последние аккорды, когда свершится непоправимое и закроется занавес, в памяти остаются не погибшие четыре мальчика. Память сохраняет другое - то, как еще в мирной жизни, дурачась, падают они вповалку у ног приемной мамы. И женские руки треплют попеременно то одну, то другую вихрастую голову - рук не хватает приласкать разом всех. Идиллия? Да что вы?! Люди и должны жить так. Если б только не было войны... В наш жестокий век, воюющий за призрачные блага, театр говорит не только о той, великой войне. О всех войнах. И обращает душу к ценностям истинным.